Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох

Придя к такому выводу, голова остановился как вкопанный, не дойдя до поляны, где проживала Светлолика, буквально десять шагов. Уставился на злополучный мешок, как на ловушку с капканом. Он потряс мешок еще раз. Внутри снова завозились. Что-то явно живое и очень опасное принялось драть мешковину изнутри.

– Да что же это? – чуть не сел на землю Панас.

За свою жизнь он повидал много зверья, встречалась и нежить, но тут мужчина слегка струхнул, и его колени ощутимо задрожали. Голова собрал остатки быстро покидающего его мужества в кулак и смело сунул могучую руку в упаковку подарка. Вытряхивать побоялся. Вдруг убежит? Жрец сказал, что мешок дорого стоит, может, и его содержимое недешево? Глупо будет потерять его из-за простого испуга. Руку пронзила острая боль. Тот, кто сидел внутри, вцепился в беззащитную длань не менее чем сотней когтей и вгрызся двумя сотнями зубов. Панас взвыл и попытался стряхнуть агрессивное существо, но тщетно. Тот, кто сидел внутри, зарычал и удвоил усилия. Мужчина взревел, как раненый медведь, и инстинктивно помчался в сторону избушки ведьмы. Тут уж не до выяснений, кто сидит в мешке, хорош подарок или плох, а вручить придется. Возможно, вместе с рукой. А что делать?

Светлолика, которая спокойно чаевничала с Вязом Дубровичем, с удивлением наблюдала, как на поляну, словно ошпаренный кипятком, выскочил голова. Страшно выпучивший глаза мужчина галопом промчался к окну, изрядно оттоптав при этом ноги лешему, и сунул молодой ведьме грозно завывающий мешок, почему-то надетый на руку.

– Вот. Это тебе. Подарок, – морщась, как от зубной боли, возвестил он, не обращая на возмущенного лешего никакого внимания, словно его там и не было.

Зря Вяз Дубрович колотил наглеца руками-ветками. Без толку.

Светлолика скосила глаза на шевелящийся подарок и скромно потупилась:

– Это мне? Право, не стоило. И что там?

– Сюрприз, – выдавил Панас, готовый разрыдаться от боли.

Нет. Он не доставит этой пигалице такого удовольствия. Хватит с него утреннего унижения с неудавшимся сватовством. Девушка с видом фокусника, показывающего коронный номер своей звездной программы, сдернула с руки Панаса мешок… и радостно взвизгнула и подпрыгнула на месте, увидев, как здоровенный, черный, без единого белого волоска кошак самозабвенно дерет Панасову руку, яростно рыча при этом. Пушистая длинная шерсть кота воинственно топорщилась, отчего он сильно напоминал шар с метелкой для сметания пыли вместо хвоста.

– Ой! Котик! – возрадовалась ведьма, пританцовывая на месте. – Надо же! Счастье-то какое!

Мужчина радости девушки не разделял. Невероятным усилием воли он согнал навернувшиеся было слезы.

– Тогда бери свое счастье скорей! А то оно мне уже всю руку изуродовало.

Девушка охнула и попробовала забрать кота. Но зверь вовсе не желал расстаться с добычей просто так и уступил настойчивым увещеваниям ведьмы, только когда в ее руках появилась внушительная миска свежей сметаны. Черный смилостивился, царапнул когтями истерзанную руку в последний раз и принялся лакать предложенное лакомство с таким видом, словно делал всем громадное одолжение. Впрочем, для головы так оно и было. От облегчения Панас сел… на колени к лешему. Тот впал в ступор от неожиданности и только изредка моргал выпученными глазками. Светлолика нежно гладила черного зверя, уплетавшего сметану, и ласково приговаривала:

– Какой хороший котик! Славный крысолов будет!

Панас посмотрел на воркующую Лику и с грустью подумал, что если бы его жена Параскева так же ворковала с ним и кормила, то детей у них было бы не трое, а гора-а-аздо больше. Наглый кошак заботы и нежности не оценил; заслышав про крыс, зверь поперхнулся угощением и явил присутствующим дар человеческой речи. То есть сначала он прокашлялся, ведьме даже пришлось похлопать черного по спинке. Затем кот встал на задние лапы, чем вогнал окружающих в полное остолбенение, подбоченился и заявил:

– Это я крыс, что ли, должен ловить? А это вы видели? – Для наглядности кот попытался было сложить композицию из трех пальцев, что ему в силу анатомических особенностей не удалось, тогда он просто погрозил всем кулаком. Вышло неубедительно. Если сравнивать с кулаком головы (пусть и подранным котом), сравнение будет явно не в пользу пушистого зверя. – Я не для этого создан. Если я вам понадобился только для ловли мышей, то увольте меня с такой должности. И никакой сметаной не удержите, вот.

– Он говорящий! – восхитилась Светлолика.

– Он говорящий! – обомлел Панас, упал на колени и тихо пополз прочь, прихрамывая на покалеченную руку.

– Надо же. Говорящий, – хмыкнул леший. – Как-то я слышал о таких. Хм… Только не помню где… Слушай, Лика. Да ну их к русалкам, этих крыс. Ну, хочешь, я тебе сам помогу их прогнать? Или травок каких дам, а?

Светлолика задумчиво проводила взглядом шустро уползавшего на карачках голову. Надо же, какое дарование…

– Не надо мне никаких трав. У меня амулет против крыс есть, – отмахнулась она от лешего. – Это я просто к слову сказала, хватка у котика больно хорошая. Думала, он не прочь будет поохотиться как-нибудь на досуге. Ну, нет так нет. Лучше давайте ему имя придумаем.

– В этом нет необходимости, – уже более милостиво муркнул кот, смекнувший, что насильно заставлять охотиться на грызунов никто не станет. – У меня уже есть имя. Мне его родители дали. Дорофей Тимофеевич.

– Отчего ж вы перестали кушать сметанку, Дорофей Тимофеевич? – Ведьма ласково почесала кошаку подбородок, тот закатил голубые глаза и застыл, ласково урча. – Сметанка диво как хороша. В Гнилушках всегда такую хорошую сметанку делают, просто чудо.

Жрец Хренодерок Гонорий стоял там же, где его оставил голова, – на опушке леса. Все так же опирался он на дорожный посох, все так же весенний ветерок холодил старческое тело, забираясь под стеганую кацавейку, и трепал полы черной сутаны. Вынырнувший из-за деревьев Панас не заметил жреца. Быстро перебирая конечностям и заметно припадая на левую руку, он прополз к задумчиво наблюдавшему за ним жрецу и больно боднул старика в живот. Гонорий охнул и сложился пополам. Панас подпрыгнул от неожиданности, сделал в воздухе какой-то невообразимый кульбит, приземлился на копчик и тоже охнул.

– О, ваша светлость! А что вы здесь делаете? – задал неуместный вопрос голова, поднимаясь на ноги и потирая ушибленную часть тела.

Причем сначала он сделал это расцарапанной рукой, ойкнул и принялся баюкать еще и руку.

– Странный вопрос. Что я здесь делаю? – прохрипел жрец. – Пытаюсь распрямиться. Вот что.

– Вы уж извините меня. Я ж того… Не нарочно.

– Еще бы ты нарочно, – хмыкнул Гонорий.

– Может, помочь?