Казимир Малевич - Черный квадрат как точка в искусстве [сборник litres]

Так же и в Искусстве предметное общество бросает разные «идейные» смыслы на палитру Искусства, художественно пачкает в ней свою идею. И потому каждый живописец в сущности остается беспредметным, как и природа, все предметы потеряли в нем свой практический реализм.

Предметное идейное общежитие творило свою практическую жизнь, но оно не удовлетворилось реальностью, требуя от Искусства другого их состояния символа. Простое яйцо через палитру живописца превращалось в символ Пасхи, стало величайшим событием.

Продолжая свою предметную «идейную» работу, общежитие направило сознание живописцев и всего Искусства в осознание того, что жизнь последнего только в творении «идейных» символов общежития, что подлинность их не в яйце, а в воображаемом символе. Получилось, что река стала осознавать, что она река для того, чтобы носить лодки, символы человеческой идеи: «Иначе какая же я река, когда не будет на моей спине лодок?»; «Какая же я атмосфера, когда во мне нет аэропланов?».

Так же сказал и художник: «Какой же я буду художник, когда во мне не будет содержания „идейного“ предметного общежития?». «Поэтому я, природа, и я, художник, могу существовать только тогда, когда во мне существует содержание общежития, когда оно в величии своего гнева или милости метает блок смыслов в мое беспредметное без-смыслие».

Итак, истинному живописцу и всему Искусству всегда будут чужды все предметные «идейные» смыслы, как и морю корабли. Так же нет в нем художественной организованной природы, как нет организованной экономической практической. Если последнее различие существует, то оно простое ничего не говорящее условие общежитейского вкуса. И, может быть, все произведения живописцев, находящиеся в прошлом, также были безвкусными, нехудожественно организованными для общежития, как и для сегодняшнего вкуса Новые Искусства. Сегодня все прошлое стало безукоризненным вкусом художественной организации.

Природой же все общежитие восторгается, но восторг их идет по пути открытия в природе новых вкусов живописной наукой. Как же [тогда] понять природные различия, которые вовсе не организованы по художественному вкусу? Следовательно, и то, что открыто художником, вовсе не художественное, как только простое раскрытие известных явлений подобно Науке. Солнце или Луна вовсе не организованные лампы, долженствующие освещать наш предметный практический реализм на Земле и служить поэтическими эмблемами.

Также действие живописца вовсе не организуется для того, чтобы удовлетворять или совершенствовать вкус общежития, его действие, – это вихрь, вращающийся среди различий возбуждения, и если оно действует на общежитие, то действует как Солнце. Через великое свое возбуждение <���действие живописца> бьется в лучах своего пламени, распыляясь во вселенной как беспредметное в одном случае, в другом – живописно-научные открытия новых связей, познание Мира.

Общежитие установило, что вся природа, и Солнце, и Луна созданы для их общежитейских интересов. И потому оно было названо Солнцем, как источник всех благ, как некое Божество, творящее для людей благо. В действительности же оно вовсе не озабочено этим намерением, как ничто в природе также.

И то действие, под которым общежитие разумеет Искусство, не имеет никакого намерения обслуживать интересы бытия общежития. Действие, названное Искусством, названо по причине [того], что оно в большой степени или почти целиком обслуживало интересы общежития [и потому] стало Искусством-мастерством, ремеслом, передавая жизнь в произведении.

В действительности нет никакого Искусства. Во всем существе жизни и природы или во всех представлениях есть искусство в умении представлять. И есть ли Искусство в Мире как представлении? Искусства не может быть, оно означает Мастерство воспроизведения действия, а этого нельзя найти в целом Мире. В природе нет ни мастерства, ни воспроизведения, – <���есть лишь> действие, и то с нашей условной стороны сознания, <���т. е.> относительных сопоставлений нашего осознавания.

Утвердить, где Искусство, а где не Искусство, очень трудно. Само общежитие никогда не считает за Искусство то, что творится сегодня, оно для него делается Искусством только в прошлом.

Под Искусством вскрываются другие понятия, <���здесь> нужно разуметь нечто больше<���е>, чем Искусство как мастерство, ремесло как творчество, или, вернее, удачное сложение сутолоки общежитейской жизни. Под ним стали разуметь действие, ничего общего не имеющее с этим житейским делом. В нем началась другая жизнь, резко отделяющая себя от «идейной» предметной ремесленной жизни общежития. Искусство перестало быть «идейным» предметным.

Общежитие может такое действие не называть Искусством и не относить к произведениям Искусства, но это его дело. Дело же действующего в этой области другое – он волен называть его как ему угодно. И в жизни получилось отделение от «идейного» предметного Искусства приставкой «Нового».

Под Новым Искусством и нужно разуметь чистое безыдейное без-предметное действие. А так как, в сущности, нет Искусства во Вселенной, она беспредметна, то возможно определить все действие всего «беспредметностью». Отсюда отказаться или отколоться от Искусства возможно тем, кто стоит вне «идейных» предметных содержаний общежития.

Содержание же общежития известно, оно в предметном практическом харчево-духовном состоянии, и потому все то, что делается в предметном практическом духе или обслуживает харчевую идеологию, будет всегда тем Искусством, чем было все старое, т. е. ремеслом, даже в том случае, когда оно конструирует вещи. Не все ли равно, <���как> и чем служить общежитию, изображать его содержание в холсте или делать для его дома вещи? Если же общежитие использует беспредметный Супрематизм для своих предметных надобностей, как делает он с природой, срубая деревья и творя из них свои предметы, то это его дело. Формы Супрематические будут создаваться беспредметником вне всяких соображений цели их сообразности, не отступая от чистых беспредметных построений.

Под Новым Искусством я разумею безыдейное беспредметное действие. Но так как под Новым Искусством нельзя разуметь строгой формулировки, так как его фронт растяжимый, то я определяю под безыдейным беспредметным «Супрематизм как беспредметность», или освобожденное ничто. <���Я вывожу это> из мысли: что всё было как ничто, впоследствии человек загромоздил себя всевозможными представлениями, попытками осознать мир, создал жизнь под вечным вопросом «что?», напрягает усилие всей своей жизни, чтобы тем или иным средством познать и ответить на вечное «что?»