Надежда Плунгян - Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, «бывшая» и другие в искусстве 1917–1939 годов

«Крылатые девы» примыкали к раннесоветским интерпретациям художественного наследия Великой французской революции 9, а потому задержались в новой геральдике чуть дольше «России в цепях». Фигуры Свободы, Революции, Победы, Справедливости широко использовались в театрализованных политических шествиях, а затем и в декоративном оформлении городов в дни политических празднеств – в первую очередь, в композициях триумфов с аллегорическими колесницами 10. На первомайской демонстрации в Петрограде 1918 года шествия профсоюзов на Скобелевской площади сопровождались оркестром и автомобилем с «аллегорической группой, изображающей Россию, возвещающую мир всем народам». В нее входили «артисты в костюмах всех национальностей, крестьянка со снопом ржи в руках, мальчики с граблями и серпами, а рядом с красными знаменами мужественные фигуры воинов», над которыми возвышалась «Россия с пальмовой ветвью в руках» 11. В ноябрьской демонстрации 1918 года в Москве шествие колонны Пресненского района возглавляла аллегорическая группа «Свобода с разбитыми цепями». На мемориальной доске памяти павших революционеров, торжественно открытой в Кремле в первую годовщину революции, была изображена Октябрьская революция в виде женской фигуры с пальмовой ветвью 12. Наконец, в масштабном (на несколько тысяч человек) петроградском празднестве на стрелке Васильевского острова «К Мировой Коммуне», поставленном для Второго конгресса III интернационала 19 июля 1920 года, действовали двадцать фигур «Дев Победы». Одетые в античные туники, они выступали с парапетов у спуска к Неве и появлялись на Ростральных колоннах, откуда трубили в золотые трубы, а после пушечного выстрела с Петропавловской крепости проезжали по площади на броневике и сбрасывали с него короны и мешки с золотом – символы капитала и самодержавия 13. Сохранились описания и других театрализованных апофеозов. В 1919-м в московском Госцирке прошел спектакль «На страже мировой коммуны»: «В центре арены воздвигается красный помост перед уходящей ввысь радужной башней. На площадке башни – символическая фигура – женщина-Свобода, около которой группируются русский крестьянин, рабочий, матрос, интеллигент, внизу на сходящих к помосту ступеньках придавленные империалистами траурные фигуры Баварии и Венгрии. В стихах, читаемых фигурами, выражается уверенность в скором пришествии мировой революции» 14. В праздничных сценариях, разработанных в 1921 году для уличных шествий в Казани режиссером Зинаидой Славяновой, аллегория Свободы, украшенная лентами и цветами, соседствовала в рамках одного действа с фигурой России в сарафане 15.

Анализируя работу Славяновой, С. Малышева предположила, что форма апофеоза оказалась недолговечна в советском искусстве, так как опиралась на европейскую (а значит – буржуазную) традицию 16. На мой взгляд, имеет значение и то, что неоклассические аллегории Мудрости, Свободы и Справедливости были символом и политическим инструментом международного женского движения начала века. Эти фигуры широко использовались в оформлении шествий, знамен и плакатов английских и американских суфражисток 17и в периодике русского феминизма: на открытках Российской Лиги равноправия женщин, на страницах «Женской мысли» и «Женского альманаха», в эмблеме «Женского вестника», в иллюстрациях «Сборника на помощь учащимся женщинам». Значимым событием стало и организованное Всероссийской лигой равноправия женщин знаменитое массовое шествие в Петрограде 19 марта 1917 года, объединившее около сорока тысяч женщин. Театральная торжественность шествия, несомненно, отсылала к первому суфражистскому параду в Вашингтоне 3 марта 1913 года: здесь аллегорические фигуры также соединились с демонстрацией новых типов женского политического участия. «Впереди – женщины-амазонки на лошадях для поддержания порядка, большое знамя “Российская Лига Равноправия Женщин” и два оркестра музыки. Посредине шествия – окруженный слушательницами Бестужевских курсов автомобиль, в котором была одна из крупнейших борцов за свободу России – Вера Николаевна Фигнер в сопровождении председательницы Совета Российской Лиги Равноправия Женщин П. Н. Шишкиной-Явейн. По пути шествия от Городск. Думы к Государств. Думе огромные толпы народа приветствовали манифестанток и В. Н. Фигнер, забрасывая ее цветами и выражая сочувствие женскому движению возгласами “Да здравствует равноправие женщин!”. Наблюдение за порядком шествия, охрану спокойствия в городе в это время взяли на себя некоторые женские организации, создав отряды милиционерок» 18.

Шествие стало наиболее крупным и запоминающимся выступлением русского женского движения; его результатом стал декрет Временного правительства о всеобщем избирательном праве. Тем не менее уже в двадцатые годы советские театроведы полностью изъяли из революционной истории образы как западных, так и российских суфражистских манифестаций. В сборнике «Массовые празднества» 1926 года А. Гвоздев фактически заканчивает свое исследование «Массовые празднества на Западе» Французской революцией, бегло перечисляя формы массового театра в США и Европе, и почти не упоминает о политических демонстрациях, хотя большая часть советского материала в книге посвящена именно этой теме 19. В следующей статье сборника Адр. Пиотровский уверенно называет «основные формы массового шествия – демонстрация протеста, праздничная манифестация, революционные похороны и массовое собрание», заложенными «в семнадцатом году» 20.

И все же в раннесоветском искусстве неоклассические девы быстро отступили в тень главных символов государства – монументальных образов рабочего и крестьянина. Спутницы или вестницы революции, они не были ее субъектами. Эта динамика заметна в первых версиях праздничного украшения городов, особенно в Петрограде, где были сильны влияния модерна и неоклассики – например, в известных декорациях к 7 ноября 1918 года. В ГРМ хранятся выразительные эскизы оформления для одного из зданий (автор не установлен) – монументальный образ четырех крылатых Слав под красными знаменами, трубящих в фанфары. Похожую фигуру Славы архитектор Лев Руднев поместил в центр композиции на штандарте, посвященном памяти жертв Революции на Марсовом поле. Кузьма Петров-Водкин украсил Театральную площадь флагами и панно с мужскими аллегорическими типами: «Косец», «Микула Селянинович» и «Степан Разин». На отдельном полотне была написана единственная женская фигура – «Жар-Птица» в ореоле из сияющих перьев. Подобно старой аллегории России, она реяла между двумя образами Ивана-Царевича – воина с мечом и бедняка на печи.