Робер Деснос - Когда художник открывает глаза… Заметки о живописи и кино. 1923−1944

Заключённый в Бастилию маркиз де Сад изготовил из водосточного жёлоба рупор и криками о том, что охрана-де убивает арестантов, в начале июля поднял собравшуюся под окнами толпу на бунт. 4 июля его перевели в сумасшедший дом в Шарантоне; 14-го Бастилия пала. Он умер в 1814 году, и почти вся его жизнь прошла за решёткой.

Трелони, служивший одно время под началом корсара де Рёйтера, собственноручно зажёг костёр под телом Шелли и стоял у смертного одра Байрона; он был женат на двух дочерях варварских царьков, первым вплавь пересёк Ниагару и Миссури и в 90 лет мирно скончался в розарии своей английской усадьбы [3] Эдвард Джон Трелони (1792–1881) – английский мореплаватель и авантюрист, известный прежде всего своей дружбой с Байроном и Шелли; он, в частности, занимался организацией их похорон. Трижды женат, в том числе на дочери греческого военачальника Одиссея Андруцоса. .

Все выдающиеся жизни пронизаны неким трагическим бурлеском, этим лирическим юмором – до такой степени, что бурлеск в конечном счёте оказывается самой неожиданной разновидностью лиризма.

Враги любой поэзии – и в кино в том числе – это прекрасно понимают.

Так, рядовой кинокритик, к мнению которого прислушиваются и вслед которому поглядывают с уважением, встречает бурлескные комедии презрением, и под его пером сам этот эпитет выглядит бранным.

Вот почему Мака Сеннета [4] Мак Сеннет (наст. имя Майкл Зинотт, 1880–1960) – амер. режиссёр, продюсер, основоположник амер. школы кинокомедии. Его короткометражные эксцентрические фильмы были нашпигованы трюками и нелепостями. У Сеннета начинали карьеру многие крупные комедийные актёры, находя свою «визитную карточку», свой особый стиль: «толстяк» Фатти (примеч. 6), «меланхолик» Бастер Китон (примеч. 7), «косоглазый» Бен Тёрпин (примеч. 13), «бродяга» Чарли Чаплин (примеч. 5). , создателя кинобурлеска, лиричного и чувственного, следует поставить на самую высокую ступень, рядом с самим Шарло [5] Charlot – так на франц. и ряде других языков назывался персонаж «бродяги», созданный на экране Чарльзом Чаплином (1889–1977). По ассоциации и самого Чаплина стали называть «Шарло». Известно такое словоупотребление и в русском: «товарищ Шарло» у Маяковского, со смещённым ударением для рифмы, или у Ильи Эренбурга. .

Резвящиеся на песчаных пляжах прекрасные купальщицы, беззаботные сирены, нежные любовники, безумные выдумки: он принёс в кино новое дыхание, ни комическое, ни трагическое, но ставшее без преувеличения самым возвышенным выражением нравственности, любви, поэзии и свободы в седьмом искусстве.

О, как хорошо нам знакомо то сумасшествие, которым вдохновлены его сценарии, – это безрассудство волшебных сказок и мечтателей, которых мир презирает, но которым обязан прелестью своей жизни.

Кем были бы без него Фатти [6] Фатти (Толстяк) – прозвище амер. киноактёра Роско Арбакла (1887–1933), пик карьеры которого пришёлся на немое кино 1910-х гг. (кстати, так безоговорочно и несправедливо забытый – настоящее воплощение одержимости и отчаяния), Бастер Китон [7] Бастер Китон (собств. Джозеф Франк Китон-мл., 1895–1966) – амер. киноактёр, режиссёр и продюсер, одна из звёзд ранней немой комедии. Китон за своё флегматичное выражение лица получил прозвище «человек, который никогда не смеётся». Во Франции его персонаж был известен как Малек. , Зигото, Пикратт [8] Зигото, Пикратт – франц. сценические имена, принадлежащие, соответственно, амер. актёрам-комикам Ларри Семону (1889–1928) и Эл Сент-Джону (1893–1963). ?

Невозможно переоценить важность Mack Sennett Comedies для развития кино. И может то, что свободно расти компания не смогла, стоит списать – в который уже раз – на лицемерие американцев?

Опять же, именно поразительное влияние Мак Сеннета придаёт Гарри Лэнгдону [9] Гарри Филмор Лэнгдон (1884–1944) – амер. актёр водевилей и кино, сценарист, режиссёр. , последним из этой череды появившемуся на французских экранах, то невыразимое очарование, которое – иначе, чем у Чаплина, – буквально переворачивает всё внутри: оставаясь поэтами, Фатти, Пикратт, Зигото и Лэнгдон способны разглядеть в жизни и страсти самую высокую мораль; их замыслы питают мощные источники образа и воображения. Однако стоит им удариться в нравоучительство, и их рассуждения тонут под грузом психологизма, а это просто предел ужаса.

Но когда в остановившем свой бег мире, где он обитает, Мак Сеннет самым невероятным образом сводит воедино любовь и чувственность – сестёр-близняшек, неотделимых от поэзии и от свободы, – феи-волшебницы, давно скончавшиеся и погребённые в церковных криптах под неподъёмными плитами двадцати веков христианства, восстают к жизни и являются нам в своём истинном обличье и в праздничных одеждах. И мы узнаём наших соблазнительных современниц, их чарующие загадочные улыбки, глаза, заставляющие нас отвести взгляд, и прежде всего – любовь, нашу любовь, изводимую грёзой, свободой, бунтом и беспокойством.

Как-то вечером в «Мариво» я мучился на открывавшем программу затянутом французском фильме, после полутора часов скуки дававшем право увидеть Шарло в «Дне получки» [10] Короткометражный немой фильм Чаплина (1922). . Мой взгляд неудержимо притягивало белое свечение: обнажённая рука соседки. Какое-то время я лишь рассматривал лучащееся белое пятно, но потом накрыл видение рукой. Женщина не отстранилась. На экране тем временем жалко кривлялись дурацкие персонажи фильма. Благословенный полумрак, союзник химер. Мои пальцы скользнули по её руке. Я сжал тонкое запястье, охваченное металлическим браслетом. Она не противилась. На мгновение мы склонились друг к другу головами. Я различил глаза, силившиеся пронзить мрак, но тот был слишком плотным. Не сговариваясь, мы отдались воле случая. Её рука сжала мою. Я прижался коленом к её бедру, но мы не проронили ни слова. Я слышал едва участившееся дыхание. Понемногу голова женщины наклонилась, она прильнула к моему плечу, и тут вспыхнул свет. В моих грёзах я представлял её лицо иным, но она была привлекательной. И всё же я убрал руку. Она взглянула на меня без удивления: очарование было нарушено. Быть может, однажды ночь и принесёт ей готовое к ответу сердце. В её глазах промелькнул лишь оттенок сожаления, но на экране уже появился Шарло.

Да, говорить о гении применительно к Чарли Чаплину банально, но и умолчать о нём также сложно. Шарло не просто освободил, заново изобрёл кино: он изменил само общество. Просто задумайтесь на мгновение о том, какая революция произошла с 1914 года, когда среди «интеллектуалов» слыло хорошим тоном презирать подобные «дешёвые фарсы». Вместе с тем, приходится признать, что эти самые интеллектуалы, сменив отвращение на обожание, не стали от того меньшими убожествами. Они-де подарили нам эстетику Шарло: что можно придумать более мерзкого? Послушать их, так они не чужды его философии и даже утверждают, будто повлияли на него. По счастью, Шарло, который творит как дышит, и который проявил бы себя вопреки всему – если не в кино, так в мюзик-холле, – так вот, Шарло живёт в Лос-Анджелесе на благо разумном отдалении от этих снобов и писак, что спасает его и нас от вырождения, подобного тому (при всей разнице масштаба), примером которого стали Фрателлини [11] Семья циркачей, итальянцев по происхождению, три члена которой – братья-клоуны Поль (1877–1940), Франсуа (1879–1951) и Альбер (1886–1961) – получили всемирную известность в 1909–1940 гг. К началу 1920-х они стали любимцами парижских интеллектуалов – в частности, их искусство популяризировал Жан Кокто (талантливый мим и пародист-имитатор, он даже вы ступал с Фрателлини в Театре на Елисейских Полях). Нелюбовь сюрреалистов к Кокто, возможно, лишь усиливает резкое суж дение Десноса о Фрателлини. . Меня лично эти клоуны никогда особенно не прельщали: они не в состоянии затмить Футита и Шоколада [12] Дуэт клоунов – белого (британец Джордж Тюдор Холл, 1864–1921) и негра (кубинец Рафаэль Падилья, 1868–1917), работавших вместе с 1886 по 1910 г. . С тех пор как братья вхожи к г-ну Жану Кокто и некоторым другим ремесленникам пера, они стали и вовсе отвратительны.