Всеволод Кукушкин - В поисках Галатеи. В семи книгах

Переплет: Жан Дезире Гюстав Курбе (1819–1877) «Происхождение мира» 1866. (холст, масло)

Корешок: Вильям-Адольф Бужеро (1825–1905) «Девушка с раковиной» 1885. (холст, масло)

Форзац и нахзац: Владимир Шорохов (1964) Компьютерная графика.

Оформление и макет Александр Литвиненко

Семь книжек «зарисовок» из жизни художников, скульпторов, моделей, коллекционеров и просто интересующихся искусством людей, с небольшими историческими и гастрономическими экскурсами, из которых некоторые придуманы, а некоторые просто обработаны Всеволодом Кукушкиным.

Иллюстрации ко всем «книжкам» подобраны художником Александром Литвиненко из открытых источников.

Все персонажи, имена, названия и т. д. являются результатом воображения автора и ни в коем случае не связаны с кем-либо живущим или жившим в разное время. А в силу этого ни автор, ни издатель, ни кто-то иной, ни перед кем, в случае неожиданного совпадения имен или событий, никакой ответственности не несут.

После того, как Сережа Меркулов еще в аспирантуре сделал свое выдающееся открытие, за которое ученый совет во главе с академиком Константином Рожковым решил присвоить ему вместо «Кандидата» сразу звание «Доктора», молодой ученый взялся за теорию «всеобщей памяти». Суть ее сводилась к тому, что все на Земле обладает памятью, но только читать эту информацию крайне сложно, требуются различные «читалки» и, соответственно, коды дешифрования.

Следующей работой была теория «глобальной сети идей». Она оправдывала известное выражение: гениальные идеи носятся в воздухе! Важно только правильно подставить голову. Это, как в футболе, когда подают угловой удар. Подставил голову и – мяч в воротах! И вот, благодаря своим особым мозгам Меркулов мог подключаться к мировому банку идей. Теория эта достаточно сложная, чтобы ее даже пытаться здесь изложить.

Затем у нового «светила» были всякие стажировки в Кембридже и Массачусетсе, не говоря уже о японских университетах, где он читал лекции по своему разделу физики твердого тела. И довольно часто Сергей затрагивал тему памяти в разговорах с медиками, занимающимися человеческими и всякими прочими мозгами, иногда с коллегами – физиками, но самое большое удовольствие получал от общения с философами, которые были весьма благодарными слушателями – эти ничего не отвергали. Коллеги физики, правда, интересовались, разработал ли он математический аппарат для этой всеобщей теории поля памяти. Некоторые говорили, что теория весьма сумасшедшая, даже достаточно сумасшедшая, чтобы оказаться гениальной. Вот только требуется, пусть небольшое, пустяковое, но все-таки доказательство. Даже простое подтверждение сгодится.

Из летней поездки на Кипр профессор Меркулов привез два желтых камня – старый песчаник, из которого когда-то строили на этом острове, – примерно по полтора килограмма каждый. Взяты они были в пригороде Пафоса, в том месте, где, по легендам, жил когда-то царь по имени Пигмалион. По выкладкам Меркулова там была мастерская Пигмалиона, где он занимался скульптурой. Сергей обратил внимание, что они были с одной стороны гладкие – отесанные, такие, что было логично предположить, когда-то были в стене. Он подобрал их по виду и цвету. У таких по его теории должны быть общие воспоминания, и вез их в Москву тайком и от греков (киприоты ведь, в сущности, греки), тщательно оберегающих свои черепки, и от супруги – Нины. Она относилась к теориям мужа с уважением и даже пыталась их понять, хотя по образованию была инженером – транспортником. Но зато она слышала, что греки сурово карают похитителей артефактов, а от глупых неприятностей всегда была готова или огородить, или отстоять мужа. Классический вариант, хотя и продвинутой, но все-таки русской жены. Когда они познакомились – ей было двадцать три года, и она была чертовски привлекательной – высокая, статная, с правильными чертами лица, обрамленного русыми волосами. На самом деле Нина в юности занималась академической греблей и при внешней хрупкости обладала большой физической силой. Это «прикрывалось» бездной обаяния, такой тип женщин привлекает мужчин, и они влюблялись в нее «пачками». Она знала, что «примагничивает» мужчин, а еще она знала секрет, как их удерживать. Но в какой-то момент девушка избрала физика, нашедшего свой путь к ее сердцу, и позже никогда об этом не жалела. К тому же Нина оказалась хорошей женой – любящей, терпеливой, заботливой, следившей за тем, чтобы профессор С.Н. Меркулов был ухожен, чтобы у него всегда имелась свежая рубашка, и блестели туфли. Она еще в юности видела своим мужем человека достойного, уважаемого и создавала его таким. Нина взяла на себя весь нелегкий московский быт, чтобы Сергей не отрывался на обыденность. Как во многих московских семьях дом держался на ней.

Московская квартира у них была небольшая, уютная, но они не тяготились ее размерами (дети-то уже жили по своим «углам» в разных концах Москвы, все равно доставляя головную боль своими семейными «сюрпризами») – зато просторная дача в поселке «Электроников» на участке в двенадцать соток – Сережа приобрел два смежных по шесть соток и объединил их – радовала по настоящему вкусными запахами соснового сруба, сушеных травок и прочего загородного быта.

Меркулов много читал о великих физиках прошлого и, на манер великого Петра Капицы, оборудовал небольшую установку для своих экспериментов именно на даче, в пристройке к основному дому. А поскольку однажды он не поскупился и подвел к своей «фазенде» газ, то приезжал «погреться у камина» и поздней осенью, и ранней весной.

Из окна своей дачной «лаборатории» Сергей любил смотреть на то, как меняется в зависимости от освещения цвет коры старой сосны, стоявшей у забора. И хотя профессор был не слишком суеверным человеком, у него имелись свои приметы возможной удачи. Если, пока он смотрел в окно, по верху забора пробежит белка, то все может пройти хорошо. И на этот раз белка пробежала, но не остановилась, не глянула в его сторону, а в какой-то точке прыгнула на сосну, зацепилась коготочками за кору и помчалась вверх, чуть помахивая хвостом.

Белка не подвела, и Меркулов с помощью своей установки начал прокручивать, зажатые в специальных «клещах», кипрские камни, а в память компьютера записывать какие-то необычные сигналы, возникавшие в силовых полях, невидимо соединявших камни.

Камни, неожиданно «встретившиеся» друг с другом, начали «разговаривать», а под влиянием мысли профессора даже «вспоминать» о событиях, интересовавших человека. У компьютера была память в восемь терабайтов, а потому работать можно было долго, не беспокоясь, что какая-то часть информации не поместится в «мозгах» машины. На всякий случай Сережа надел на пальцы электроды, подключенные к серой коробочке с другим его очередным изобретением. В наушниках поначалу слышались обычные эфирные «белые» шумы, которые, наконец, упорядочились и приобрели некоторую, чуть не музыкальную стройность.