Дональд Томпсон - Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства

Кредиты могут быть фантастически выгодны аукционному дому. Для начала он обязуется (и это почти всегда подлежит переговорам) выплатить авансом 50 процентов от минимального эстимейта того произведения искусства, которое консигнант обязуется ему передать, под процент на 3 пункта выше процентной ставки по кредиту для аукционного дома. Чтобы придержать лот для будущего аукциона или обеспечить минимальный эстимейт или обойтись без гарантии, консигнатору могут предложить кредит в размере большей доли от стоимости лота и под сниженный процент.

Если владелец не сразу выставляет обещанный предмет искусства на аукцион — даже если получил кредит, — он не имеет права продать его где бы то ни было, кроме этого аукционного дома в течение оговоренного времени.

В основном прибыль от кредитов аукционного дома складывается благодаря тому дополнительному условию, что консигнант должен выплатить «обычную» (то есть полную) комиссию. Потом аукционный дом может договориться с третьей стороной о гарантии цены по очень низкой ставке, так как она устанавливается в зависимости от стоимости кредита.

Аукционный дом получает надбавку к проценту сверх собственной стоимости капитала и комиссию выше уровня, на который мог бы согласиться в других обстоятельствах. Предположим, что консигнант получает кредит на четыре месяца со скидкой на комиссию 5 процентов и платой за гарантию 1,5 процента. Таким образом аукционный дом получает сумму, эквивалентную 20 процентам годовой доходности кредита. Причем это безрисковая сделка, если третья сторона гарантировала цену лота, который обязался предоставить консигнант.

Кредиты могут достигать значительного размера. В 2012 году Питер Брант, о котором мы говорили в главе «Стефани», использовал часть своей коллекции современного искусства в качестве гарантии для рекапитализации компании White Birch Paper. Брант обещал отдать «Сотби» 56 работ Уорхола, Принса, Кунса, Лихтенштейна и Баския в обмен на кредит в размере, по некоторым сведениям, 50 миллионов долларов.

Поскольку финансовая сторона бизнеса приобретает все большее значение, аукционные дома оказались в ситуации, когда опыт в инвестициях для них не менее важен, чем опыт в области искусства. Доминик Леви, бывший директор отделения частных продаж «Кристи», говорит: «Раньше [специалисты] должны были… уметь посмотреть на картину и оценить ее в текущих рыночных условиях… В наши дни специалисты должны разбираться в гарантиях, финансовых инструментах, процентных ставках и затратах на каждый маркетинговый ход». Заместитель директора «Кристи» по современному искусству Бретт Горви сказал о таких переменах: «Это бизнес, а не история искусства».

Иногда даже после нескольких лет обработки консигнация, которая, как казалось, была уже в кармане, тем не менее уходит к конкуренту. В 2009 году состоялся «Аукцион десятилетия» — продажа 600 лотов из коллекции Ива Сен-Лорана и Пьера Берже. Трехдневное буйство ставок принесло дому «Кристи» 374 миллиона евро (484 миллиона долларов).

Знатоков искусства поставило в тупик, почему консигнацию в последний момент заполучил «Кристи», ведь «Сотби» уже давно налаживал связи с Берже. «Сотби» провел в Нью-Йорке несколько торгов с предметами из коллекции Берже, а незадолго до знаменитого аукциона предоставил ему многомиллионный необеспеченный бридж-кредит. Сообщалось также о вражде между Берже и владельцем «Кристи» Франсуа Пино, которая уходила корнями в 2002 год, когда Пьер Берже основал фирму Pierre Bergé & Associés, конкурента парижского филиала «Кристи».

Говорят, что «Сотби» настроил Берже против себя, потому что настаивал, чтобы тот подписал официальный договор о консигнации, пока партнер Берже Ив Сен-Лоран еще лежал больной в парижской больнице. Франсуа де Рикль из «Кристи», давнишний друг Берже, вел переговоры о сближении между Берже и Пино. «Кристи» предложил аванс в 50 миллионов евро (78 миллионов долларов), обеспеченный будущими продажами на аукционе, когда бы он ни состоялся. Часть этого аванса позволила погасить кредит, полученный от «Сотби».

Кроме того, «Кристи» согласился на просьбу Берже (в которой «Сотби» ему, как видно, отказал), чтобы аукцион проходил в парижском Большом дворце. Как сообщалось, аренда дворца обошлась в 105 тысяч евро (135 тысяч долларов) за три дня. И даже при таких расходах «Кристи», вероятно, получил с продажи 40 миллионов евро (51 миллион долларов) и от 15 до 20 миллионов евро (20–26 миллионов долларов) чистой прибыли после вычета расходов.

После переговоров, рекламы, поездок и предварительных показов настает вечер аукциона. Многие посетители приезжают заранее, чтобы показаться всем, пообщаться и обменяться обязательными фразами вроде «А вас что здесь интересует?» у входа в аукционный зал. Аукционист — главный режиссер вечера, от которого зависит его настрой. Его имя не указывают ни в каталоге, ни до аукциона. Говорят, что сделать это значило бы придать ему (а не ей, потому что на крупных вечерних аукционах это всегда мужчина) некий иной статус, не просто профессионала, чья роль в том, чтобы помочь определить верную стоимость каждого представленного лота.

Как говорит аукционист «Сотби» Хью Хилдсли, проводя аукцион, требуется развлекать 90 процентов находящихся в зале зрителей, которые даже не собираются участвовать в торгах, и одновременно заставить сделать ставки 10 процентов потенциальных покупателей. Еще как «преподобный Хью Хилдсли», он одиннадцать лет был пастором церкви Небесного Покоя, расположенной в нескольких кварталах от штаб-квартиры «Сотби» в Верхнем Ист-Сайде. Он говорит, что аукцион похож на его прежнее занятие: «И то и другое касается раскрутки клиента».

По словам Хилдсли, если он тратит больше двух минут на один лот, он теряет внимание 90 процентов зевак, напряжение в зале падает, и это сказывается и на 10 процентах покупателей. В идеале 70–72 лота должны продаться за два с небольшим часа. В эти часы аукционист должен действовать убедительно и не повторять одни и те же жесты и фразы слишком часто. Он должен удерживать заинтересованность неугомонных зрителей и не давать им отвлекаться на мобильные телефоны и тому подобное, особенно тем участникам торгов, которые ждут своего лота. Аукционист повышает и понижает тон и громкость голоса, использует жесты, делая вид, что возбужден появлением предмета, который, возможно, никого особенно не возбуждает.

Все лоты аукционист представляет одинаково: «Номер двадцать шесть, Уорхол». Он никогда не говорит о фактических атрибутах лота, хотя может упомянуть консигнанта, если он знаменит, или провенанс. История и описание лота в каталоге; если он будет их дополнять, собьется ритм.