Елена Куличкова - «Бархатное подполье». Декаденты современной России

Искусствоведы не смогли прийти к единому мнению, следует ли разделять или же объединять декаданс с другим течением того же периода – символизмом. К. Бальмонт в статье «Элементарные слова о символической поэзии» говорит о триединстве декаданса, символизма и импрессионизма, называя их «психологической лирикой», которая меняется «в составных частях, но всегда единая в своей сущности». Действительно, на протяжении истории все три направления то сливались в единый поток, то расходились разными путями. Однако их объединяло одно – неприятие устоявшихся стандартов и традиций академизма, равно как и общепринятых принципов жизни в обществе.

Литературным манифестом декаданса XIX века стал роман французского писателя Жориса-Карла Гюисманса «Наоборот» (1884). Главный герой – аристократ дез Эссент, который, испытывая отвращение к окружающему миру, живет один в загородном доме и предается утонченным и извращенным удовольствиям. Пожалуй, таков и был портрет классического декадента: человек, ведущий образ жизни настолько раскрепощенный, насколько это совместимо с идеалами изящества и эстетизма, обладающий тонким, блистательным, но развращенным умом.

На самом деле понятие «декаданс» возникло в литературе еще раньше. В 1857 году вышел сборник стихов Шарля Бодлера «Цветы зла». Главными темами стихотворений являются скука, уныние, меланхолия. А сама книга посвящена Теофилю Готье, знаменитому поэту-романтику, что является своего рода мостом между романтизмом и декадансом. Самое первое издание сразу же вызвало скандал. Бодлер был оштрафован за нарушение норм общественной морали, а шесть стихотворений пришлось удалить из сборника по требованию цензуры (запрет был снят только в 1949 году). Очевидно, что публике было нелегко принять ядовитые и мрачные стихи Бодлера. При жизни его считали безумцем, а после смерти признали великим поэтом. Сборник «Цветы зла» считается истоком современной европейской лирики. Он повлиял на творчество Артюра Рембо, Поля Верлена и других поэтов-декадентов.

К концу XIX века английский декаданс, ответ искусства ханжеству Викторианской эпохи, сформировал особое направление – эстетизм. Наиболее точно, изящно и емко принципы эстетизма выражены в предисловии к роману Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Произведение обладает тонким стилем, чарующими образами и неповторимым сюжетом. Оно наиболее последовательно отстаивает позицию автора и передовых деятелей культуры того времени: обособленность искусства от морали, приоритет эстетики формы над этикой содержания, право художника на полную свободу творчества.

В Россию движение декадентства пришло из Западной Европы. Наиболее яркими представителями этого течения были Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Зинаида Гиппиус и Федор Сологуб. С 1990-х годов основным литературным журналом декадентов стал «Северный Вестник». Именно там впервые появились переводы Верлена и других основателей европейского декаданса.

Как и представители европейского эстетизма, русские декаденты стремились к замещению эстетикой логики и морали, считали, что сотворить абсолютную красоту может лишь искусство. «Природа создает недоделанных уродцев, – чародеи совершенствуют Природу и дают жизни красивый лик» (К. Бальмонт). Русский декаданс стал уникальным явлением Серебряного века, эталоном чувства и стиля в поэзии, которого наша современная культура, возможно, уже никогда не сможет достигнуть.

Андрей Житинкин,

режиссер, писатель, народный артист России:

В этой жизни самое ценное то, что невероятно. И вероятность того, что декаданс, эстетизм, «Бархатное подполье» – все это будет кому-то интересно, меня больше всего и заинтриговала, когда я отправился на самый первый фестиваль десять лет назад, в 2005 году, потому что в нашей стране все, что связано с эстетизмом, дендизмом, всегда не особо приветствовалось и не приветствуется. Когда прошло уже десять лет, становится понятно, что вообще это была какая-то прозорливая история, потому что сейчас, когда поменялось кое-что в политике, в нашей социальной жизни, видится все это совсем иначе, смещаются приоритеты. К примеру, в условиях мирового кризиса становится понятно, к счастью, что он не способствует кризису идей. Да и вообще в России в самые сложные времена неизменно возникала некая параллельная история. Причем этот параллельный мир всегда был самым интересным. Не обязательно это Серебряный век или мир искусства… Это было и во времена Ивана Грозного, и во времена Петра I. Всегда было некое нишевое искусство, такое эстетическое подполье, которое не имело никакого отношения к политике. Мне сразу показалось интересным само название – «Бархатное подполье». Оно абсолютно точно эстетически отражает посыл этого движения, сумму смыслов, но никак, к счастью, не коррелирует с идеями, скажем, «бархатных революций»… У людей всегда есть интерес к чему-то сакральному, таинственному, к чему-то не совсем понятному. И в данном случае игра на этих интересах способствовала тому, что все больше и больше людей вовлекалось в сообщество «Бархатное подполье», созданное Владимиром Преображенским. Идея выиграла сразу! И то, что десять лет движение и фестиваль существуют, говорит о многом, потому что, если бы падал зрительский интерес, этого всего не существовало бы сейчас. Ведь все равно нужен обратный отклик. Любой творческий посыл – не важно, музыка это, поэзия или театр, – должен возвращаться ответной энергией, происходит ли это на театральной сцене, в клубе или каком-то андеграундном месте.

Еще тогда, в 2005 году, я увидел на фестивале «Бархатное подполье» много интересных молодых лиц, очень творческих и оригинальных, потому что все самое свежее, актуальное в искусстве – это прерогатива молодых. Если мы вспомним богемные салоны рубежа XIX–XX веков и начала XX, то увидим, что их движущей силой всегда были творческие молодые люди, неординарно мыслящие, которые ничего не боялись, смело обсуждали искусство и творили абсолютно так, как хотели, без оглядки на кого бы то ни было. Даже если это была иллюзия свободы, это все равно прекрасно! И то, что Владимир Преображенский и «Бархатное подполье» эту атмосферу возродили, замечательно. Я помню эти необычные костюмы, эти шляпы…

И еще один значимый момент, который я как режиссер не могу не отметить. Важна атмосфера! Если есть какая-то нарочитость или искусственность и излишняя придуманность, сильно трогать человека это не будет. А когда существует определенная недосказанность, перспектива, это интересно. Подобная атмосфера на фестивале «Бархатное подполье» как раз и была. Я это хорошо помню. Все, что происходило, не было похоже ни на ночной клуб, ни на тусовку, ни на презентации, которых сейчас полно. И пусть даже различные элементы, выразительные средства, которые есть в «Бархатном подполье», присутствуют на других мероприятиях, но именно здесь они формировались во что-то неповторимое и при этом органичное. Причем какие-то элементы, которые я увидел тогда, лет через пять в клубной жизни стали входить в моду, например бурлеск, атрибуты декаданса и дендизма.