Борис Носик - Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Пылкая общественница княгиня Любовь Любимова не вовсе пренебрегла предсмертною просьбой своей бедной подруги. Она не оставила ее малолетних сироток на произвол судьбы. Конечно, она не смогла бы выполнить пожелание Любови де Сталь слишком буквально: растить ее детей, как своих собственных, хотя бы потому, что красавица-княгиня и своих собственных детей растила не слишком уж самолично. Для этого у богатых людей существовала в доброе старое время целая свора нянек, гувернанток, гувернеров, знаменитых школ с интернатами, с пансионами…

Легко ли себе представить Анну Каренину в окружении детей, или на кухне, дающей советы повару? А чем княгиня Любовь Любимова была хуже Анны Карениной? Про нее тоже написан был жестокий любовный роман. Конечно, пожиже, чем у Толстого, но тоже про смертельную любовь: в средней школе его изучают, на особом уроке, а на сайте Интернета даже план урока можно найти; там объясняется, как урок о настоящей любви проводить, используя для этой цели повесть Куприна «Гранатовый браслет», как его следует «анализировать», чтоб экзамен сдать прилично. Там среди прочих ценных сведений сообщается, что прототипом княгини Веры Шеиной, в которую безнадежно влюблен мелкий чиновник, послужила для писателя Куприна красавица-княгиня Любовь Ивановна Любимова, супруга генерал-губернатора, которая в смерти чиновника нисколько не повинна, потому что повинна во всем только неуместная и безграничная Любовь (хотя и не Ивановна, но тоже с большой буквы). А Любовь Ивановна, так же как Анна Аркадьевна Каренина (урожденная Облонская) не была рождена для домашних хлопот, а рождена была для любви и вдохновенья, и звуков сладких и т.п. Однако вот ведь (как уже было мной указано выше) в трудную для родины минуту обнаружила недюжинные способности в трудах спасения попавших в беду соотечественников. Хвала ей и вечная память…

Можно кстати (или не совсем кстати) напомнить, что собственные Любови Ивановны сыновья, взращенные профессиональными воспитателями в знаменитых учебных заведениях, столь доброй славы, как их матушка или отец-губернатор, не стяжали. К примеру, многим известный Лев Любимов, окончивший прославленный Александровский лицей, подвизался и в годы эмиграции и в годы не вполне добровольной своей репатриации на ниве второй древнейшей профессии: был журналистом. Он долгое время сотрудничал в высокопатриотических монархических газетах эмиграции, во время нацистской оккупации, как выяснилось, непрочь был посотрудничать с нацистами, а после изгнания немцев из Парижа оказался советским патриотом, и всей душой устремился навстречу советским органам. Он сотрудничал с ними так безоглядно, что был даже французскими, ко всему, казалось бы, притерпевшимися властями из Франции выслан, несмотря на отчаянные хлопоты своей матушки Любови Ивановны в самых высоких сферах. И видно, заслуги его перед органами были существенны, потому что ему разрешено было остаться на жительство в Москве (редкая была привилегия для репатрианта), где он сумел издать одну из первых советских книг о русской эмиграции. Прочитавшие эту дефицитную книгу парижские знакомцы его обиделись на то, что автор «поливает грязью» эмиграцию. Но чего еще они ждали от подцензурной книги тех добрых времен? Зинаида Гиппиус не раз упрекала эмигрантских критиков, не понимающих, как глупо спорить об исполнительском уровне пианиста, у которого во время игры к затылку приставлен пистолет. Зато старательный Лев Любимов заслужил такое безграничное доверие у советских органов, что даже был отправлен в командировку в Париж и смог там в свободное от служебных хлопот время окончательно проститься со старенькой Людмилой Ивановной…

Я это рассказал к тому, что вряд ли княгиня Любимова на пороге новой своей эмиграции (на сей раз во Францию) готова была взвалить на свои лилейные плечи воспитание троих сирот, однако предсмертную просьбу подруги она без внимания не оставила. Во-первых, ей удалось разыскать адрес родного брата Владимира Сталя Алексея Ивановича и даже связаться с этим придворным деятелем. Алексей Иванович благополучно добрался до Франции, хотя трудно было ожидать, чтобы титул его сохранял в эмиграции былой петербургский блеск. Дядя убитого большевиками последнего русского императора Петр Николаевич Романов, чьим двором управлял некогда Алексей Иванович Сталь, обитал теперь на Лазурном Берегу Франции, на мысе Антиб, где он приютил на своей вилле Тенар бывшего главнокомандующего русской армией, своего брата Николая Николаевича Младшего. На предложение Любови Любимовой взять на себя прокормление и воспитание малолетних племянниц и племянника Алексей Иванович ответил решительным отказом.

Энергичная Любовь Любимова, имевшая немалые связи в высоких кругах, продолжала свои поиски и, представьте себе – нашла! Не какой-нибудь нашла убогий и полуголодный сиротский дом, существующий на пожертвования международных (чаще всего американских) филантропических организаций (домов было много, но сирот, увы, еще больше)… Она нашла щедрую и богатую русскую семью, которая брала к себе на воспитание сирот революции и войны, сирот нескончаемой российской катастрофы. Конечно, такая семья не могла уцелеть в «развихренной Руси» 1922 года: семья эта жила в фешенебельном пригороде Брюсселя, и отыскать такую семью помог Людмиле Любимовой бельгийский посланник в Польше барон Бернар де Ль'Эскай. Не исключено, что барон де Ль' Эскай уже обращался по этому поводу раньше и знал этот адрес: Брюссель, Юкль, мадам и месье Фрисеро. Возможно, он писал по этому адресу в начале 1919 года, когда умер в Париже русский дипломат Березников, действительный статский советник, одно время российский консул в Бордо и Марселе. Сиротки Березниковы с тех пор уже прижились в семье Фрисеро.

– Спишитесь с ними, прэнсес Любимоф, – посоветовал благожелательный барон де Ль' Эскай, – Брюссель, 60 улица Станле. Прекрасная русская семья. То, что Вы ищете…

Хотелось бы воздать должное бельгийскому дипломату, находившему время для столь малосекретных дел.

На письмо княгини Любимовой инженер Эмманюэль Фрисеро отозвался без промедления. Написал, что места хватит в его доме для всех. И что обитатели дома ждут новых деток с нетерпением.

Просил непременно известить о времени приезда. Любовь Ивановна решила проводить няню и детей до Брюсселя, убедиться самой, что все в порядке…

В конце октября их встретили на брюссельском Южном вокзале те, кого дети отныне будут звать папой и мамой.

Деревянные резные ворота мирной усадьбы в богатом пригороде Юкле распахнулись перед беженцами из Оливы, Острова, Вильны, Варшавы, Полоцка, Петрограда и еще каких-то лежавших на их страшном пути взбудораженных войной, кровью залитых селений.