Ханс Ульрих Обрист - Пути кураторства (сборник)

Данное издание осуществлено в рамках совместной издательской программы Музея современного искусства «Гараж» и ООО «Ад Маргинем Пресс»

Hans Ulrich Obrist

With Asad Raza

Original English language edition first published by Penguin Books Ltd, London

WAYS OF CURATING

© Hans Ulrich Obrist, 2014

The author has asserted his moral rights

All rights reserved

© Речная Л., перевод, 2016

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016

© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС» / IRIS Foundation, 2016

Швейцария – страна закрытая. Без выхода к морю, в окружении Альп, это место знаменито своей обособленностью: между швейцарцами и окружающими их народами есть барьер. В то же время Швейцария – перекресток, располагающийся в сердце континента. Пожалуй, эти факты в некоторой степени объясняют, отчего здесь появилось столько кураторов. Швейцарская культура разом и полиглот, который изъясняется на языках трех стран-соседей, и тот, кто держится особняком, не принимая новые веяния без разбора. Есть тут фундаментальная общность с кураторской деятельностью, преимущественно в простом объединении культур, в сближении между собой их элементов: задача кураторства в том, чтобы создавать связи, позволять различиям соприкасаться. Можно сказать, это попытка перекрестного опыления культур, особая картография, прокладывающая новые маршруты по городам, нациям или миру.

Покидая Швейцарию в 1970 году, писатель Пауль Низон оставил ей на прощание томик критики явления, которое определил как «дискурс ограниченности»: консерватизм, застой, нехватка столичного бриколажа и смешения. Низон обвинил страну в опасной самодостаточности. По его мнению, в Швейцарии красота только для богатых, а роскошь прячется за ложной скромностью. Таков его портрет страны, в которой я появился на свет в 1968 году. Однако, если подумать, сами эти условия способны создать импульс для их преодоления, как случилось и с самим Низоном. Возможности зачастую порождаются ограничениями, а неудовлетворительные условия пробуждают в воображении образ будущих перемен. Вслед за Низоном я однажды покинул страну, чтобы расширить свой кругозор. Между тем, оглядываясь на свою швейцарскую юность, я обнаруживаю, что практически все интересы, темы и увлечения, определившие мой путь, возникли в давнишних встречах с местами и людьми: с музеями, библиотеками, выставками, кураторами, поэтами, драматургами и, главное, художниками.

В 1985 году, шестнадцатилетним, я оказался на выставке Петера Фишли и Давида Вайса в базельском Кунстхалле и был глубоко потрясен. А несколько недель спустя случайно наткнулся на их книгу «Вдруг все стало ясно» («Plötzlich diese Übersicht»). В ней были фотографии множества сделанных вручную необожженных глиняных скульптур, представленных в очень несхожих и зачастую до смешного вычурных подборках: одного размера мышь и слон из глины под названиями «Большое» и «Маленькое», две грустные фигуры в плащах, озаглавленные «Strangers in the Night, Exchanging Glances», японский сад камней, в шутку представленный как три глиняных комка. Работы изображали как благостные, так и отчетливо печальные сюжеты одинаково беспристрастно. Они свидетельствовали о стремлении изучить, очертить, учесть как можно больше человеческих сценариев, и при этом в максимальном приближении. Я рассматривал их ежедневно. Через несколько месяцев я набрался смелости позвонить в мастерскую Фишли и Вайса в Цюрихе и напроситься к ним в гости. Они ответили, что будут мне рады.

В то время художники работали над проектом, которому суждено было стать их визитной карточкой, – над фильмом «Ход вещей», в котором самые обыкновенные вещи и механизмы крутятся, переворачиваются, загораются, разрушаются или, напротив, запускают цепную реакцию чудесных причин и следствий. Физические и химические процессы создают иллюзию, будто вещи таинственным образом избавились от контроля человека: так, с присущими им хулиганским остроумием и страстью к экспериментам, Фишли и Вайс изобразили хаос и энтропию. «Ход вещей» замечательно передает удовольствие художников от процесса создания искусства: разделения и объединения объектов, поиска баланса и вместе с тем допущения свободного падения.

На каждом сюжетном повороте фильма зрителя обуревают сомнения в возможности продолжения событий, которые тем не менее продолжаются, хотя многое говорит о том, что передача энергии невозможна. В итоге всякий раз возникает ощущение, что разрушение и хаос неизбежны, но именно сбои и исключения из правил не позволяют системе остановиться. Этот фильм – путешествие, в ходе которого заурядные вещи становятся решающими гирьками на весах и толкают действие дальше; путешествие без начала и конца, без четко очерченной цели. События в нем нелокализуемы, пройденные расстояния – неопределенны. «Ход вещей» – это путь откуда-то куда-то, путешествие, превращающееся, по формуле Поля Вирильо, в ожидание прибытия, которого все нет и нет.

В то же время Фишли и Вайс начали другой проект, «Видимый мир», работа над которым растянулась на четырнадцать лет. Это три тысячи маленьких фотоснимков, уложенных в специально сконструированную двадцатисемиметровую витрину с подсветкой. Частички нашего коллективного видимого мира собраны в огромную коллекцию деталей повседневности. Изображения со всех концов света, во всем многообразии природных и застроенных ландшафтов – мест и не-мест, в которых разворачивается современная жизнь: от джунглей, садов, пустынь, гор и пляжей до мегаполисов, офисов, квартир, аэропортов, достопримечательностей вроде Эйфелевой башни или моста Золотые Ворота, минуя все, что только есть между тем и другим. Каждый найдет в этой работе свой мир: буддист – буддизм, фермер – сельское хозяйство, часто летающий – самолеты. Но увидеть целиком «Видимый мир», как и мир вообще, нельзя: он не допускает полной видимости.

Художникам всегда нравилось задавать вопросы, часто неразрешимые. В тот год, когда мы познакомились, они придумали еще и «Вопросительные горшки» – громадные посудины с вопросами, написанными на стенках. Почти двадцать лет спустя, на Венецианской биеннале 2003 года, появились еще одни «Вопросы» – тысячи жизненно важных вопросов, написанных от руки и спроецированных на стены. В книге того же года «Найдет ли меня счастье?» пустяковые и серьезные вопросы сменяли друг друга чередой, смешивая банальность и мудрость.

Неутомимые, неизменно удивлявшие и не стремившиеся оказаться в центре внимания (их интервью – редкость), Фишли и Вайс были штатными изобретателями современного искусства. В своих фотографиях, фильмах, скульптурах, книгах и инсталляциях они документировали обычные объекты, освобождая их от привычных функций и связывая неустойчивыми взаимоотношениями. Многие работы дуэта – в числе самых ярких, памятных и человечных за последние три десятка лет. Фредрик Джеймисон как-то заметил, что наше постмодернистское время ознаменовалось «угасанием аффекта», потерей искренности и подлинности, которые без остатка вытеснила ирония. Но Фишли и Вайс показывали, что ирония и искренность друг без друга невозможны, что на самом деле искреннее иронии ничего нет.