Маргарет Макхейзер - Дар [ЛП]

— А вот и моя девочка.

Мама открывает дверь и входит в палату. У нее под глазами все еще темные круги, но она выглядит больше похожей на себя, чем прошлой ночью. Она наклоняется и целует меня в щеку, потом целует папу.

Никаких галлюцинаций.

— Я только что видела доктора Смита, и он сказал, что через несколько минут к тебе заглянет.

— Доктор Смит, который приходил? — я перевожу взгляд с мамы на папу.

— Доктор, который тебя оперировал.

— Ладно.

Это раздражает, но мне больше нечего сказать. Но, по крайней мере, он придет и расскажет маме и папе то, что рассказывал мне, и может, все это обретет смысл. Может, лекарства, которые они мне давали, имеют какие-то побочные эффекты, и у меня они вызвали галлюцинации.

Маме удалили гланды пару лет назад, и ей пришлось принимать сильные обезболивающие в первые дни после операции. Мама сказала, они были такие сильные, что ей начали мерещиться всякие вещи. Так что наверняка меня накачали обезболивающими — вот, почему у меня галлюцинации.

Да, так и есть.

Мама начинает нам о чем-то рассказывать, когда открывается дверь, и в палату входят мужчина и молоденькая медсестра.

— Привет, Алекса. Я делал тебе операцию вчера. Как ты себя чувствуешь?

Какого черта тут творится? Я оглядываю родителей, потом врача и медсестру и чешу голову.

— Кто вы?

— Я доктор Смит, а это — одна из медсестер, которая помогала мне, Кейти.

— Привет, — говорит она ласково и делает шаг вперед.

— Вы не доктор Смит, — говорю я, пытаясь устроиться поудобнее. Резкая боль в боку не позволяет мне особенно шевелиться.

— Это доктор Смит, — говорит мама, подходя к моей кровати.

— Да, он делал операцию, — добавляет папа.

Я свожу брови и приглядываюсь, отмечая очевидные различия между этим доктором Смитом и тем, что приходил ко мне около получаса назад.

— Здесь работают два доктора Смита?

— Еще два работают в больнице, да. Но на этой неделе их смен нет. — Доктор Смит делает шаг вперед, он выглядит обеспокоенным. — Все нормально, Алекса? Ты побледнела.

Он кладет руку мне на лоб, и я переношусь из палаты в кладовую. Доктор Смит и его милая медсестра «наслаждаются» обществом друг друга. Он страстно ее целует, его руки — на ее груди. Он рычит, она стонет.

— О Боже, — говорю я себе и пытаюсь отвернуться от зрелища их тайного свидания в кладовке.

Пикантная сцена исчезает, когда доктор Смит убирает руку. Слава Богу. Я снова в палате, где доктор стоит рядом с моей кроватью.

У меня начинают дрожать руки, а ладони потеют. Я гляжу на доктора и его медсестру.

— Мог другой доктор Смит прийти ко мне утром? — спрашиваю я, пытаясь говорить спокойно, чтобы себя не выдать.

— Сомневаюсь, их обоих нет в городе. — Доктор Смит хмурится. — Что такое, Алекса?

Все в комнате смотрят на меня. Доктор выглядит обеспокоенным, а на лице молчащей до этого медсестры написаны все ее мысли.

Она думает, я схожу с ума. Может, так и есть.

— Ты разве не говорила, что доктор уже приходил, и что он собирался вернуться, чтобы поговорить с нами? — спрашивает папа, скрещивая руки на своей вздымающейся груди.

— Да, но тогда приходил не этот доктор, — я указываю пальцем на врача. — Это был кто-то еще. Клянусь, он сказал, его зовут доктор Смит.

Я провожу рукой по волосам, и боль в боку тут же напоминает о себе. Я охаю от неприятного ощущения.

— Ты уверена, что он так сказал? — снова спрашивает доктор Смит.

Не уверена. Учитывая все это дерьмо в голове, я уже не уверена, настоящее это было или все мне привиделось.

— Может, мне приснилось. — Это для меня самый безопасный выход. Если я буду настаивать, что все это — правда, они решат, что у меня не в порядке с головой.

— Ладно, тогда посмотрим на плод моих трудов, — с гордостью говорит доктор.

Я морщусь, потому как знаю, что он сейчас дотронется до меня, но к счастью, доктор берет из автомата в комнате перчатки и надевает их.

Я лежу и позволяю ему осматривать, ощупывать и надавливать. Я не прислушиваюсь к тому, о чем они говорят. Я слышу слова «реабилитация», «антибиотики» и «операция», но не воспринимаю их.

Вместо этого я проигрываю у себя в голове свой сон. Он кажется таким реальным. В голове словно видеоплеер: я вижу, как доктор и сестра говорят со мной в палате; как они обмениваются взглядами, когда выходят.

Шорох подошв по покрытому плиткой полу заставляет меня обратить внимание на обувь медсестры, которая стоит рядом со мной. У нее на ногах черные, непримечательные и очень удобные по виду туфли. Медсестра другого доктора Смита носила туфли на каблуках. Как они не заметили их, если они были здесь?

Голова болит. Сердце разрывается, я хочу рассказать им о том, что вижу. Но может, мне все приснилось. Все было таким ярким, реалистичным. Что происходит у меня в голове?

Я раздосадована. Я боюсь об этом рассказывать, но сойду с ума, если не расскажу кому-нибудь.

Я решаю, что лучше молчать. Подожду, пока это все кончится. Ведь должно же все это скоро кончиться. Я вижу и чувствую все это из-за лекарств, которые мне давали во время операции, и из-за этих обезболивающих.

Да, так и есть.

Должно быть.

Сегодня у меня получается самостоятельно сходить в туалет и удержать в себе еду, так что меня отпустят домой. Со вчерашнего дня я не чувствую сонливости и уже даже хожу, правда, недалеко, до поста медсестры и обратно.

— Я пойду прогуляюсь, — говорю я маме.

— Я пойду с тобой. — Она кладет свой Kindle на мою кровать и подходит, чтобы помочь мне встать.

— Я встану сама. Ты слышала, что сказал доктор Смит, чем больше я двигаюсь, тем лучше для меня. — Я медленно опускаю с кровати ноги и подтягиваю себя к краю. Сделав несколько глубоких вдохов, встаю и пытаюсь удержать равновесие. Да, он сказал, что станет легче, но что-то пока не заметно.

Я делаю маленький шаг вперед, и меня шатает.

Но я могу это сделать. Я справлюсь.

Мама бросается к двери и открывает ее для меня.

— Все нормально?

Я киваю и иду вперед.

Доктор прав, чем больше я двигаюсь, тем лучше. Я направляюсь в сторону сестринского поста и замечаю собравшихся вокруг телевизора медсестер. Некоторые зажимают рукой рот.

— О Боже мой! — ахает одна.

Я иду быстрее и замираю, когда телевизор попадает в поле моего зрения.

— Вот черт, — бормочу я. Я замираю с открытым ртом, и сердце тяжело бьется у меня в груди.

— Что такое? — спрашивает мама, глядя в ту же сторону.

На экране я вижу стоящего перед полицейской лентой репортера. На заднем плане мимо нее проносится поезд. Посреди автостоянки лежит чем-то накрытый предмет. Изображение женщины появляется на экране рядом с репортером. На фотографии красивая молодая медсестра.