Марина Трубецкая - Дверь обратно

Вначале Нежана показала мне мою комнату. У меня аж дух захватило от перспективы ночевать тут — такой она оказалась уютной, хоть и небольшой. Просто шкатулочка какая-то! Разноцветное оконце выходило на густой тенистый сад. Высокая кровать гордо несла на себе горы подушечек разного размера, все постельное белье по краям украшала затейливая вышивка. Стены были расписаны фантастическими деревьями и райскими птицами. В углу стоял большой резной сундук, а под окном — длинная лавка. Вроде и мебели больше не было, но комната вовсе не казалась пустой.

— Все ли ладно? — спросила Нежана и залилась густым румянцем. Я кивнула. — Послать Даян Измировича за вашими вещами или у вас только эта чародейная сума?

Не успела я ответить, как «чародейная сума» попыталась устроиться на узком подоконнике, взмахнула ручкой и прямо сквозь стекло вывалилась наружу. Мы хором ахнули и подскочили к окну. Осколков нигде не было, да и стекло никуда не делось. Я недоуменно посмотрела на девчушку. Та же, нисколько не смутившись, высунула голову наружу прямо сквозь прозрачную преграду и громко рассмеялась. Я с опаской прикоснулась к углу витража, и моя рука, не почувствовав сопротивления, оказалась на улице. Вытащила руку назад — дырки не было. Я аккуратно коснулась поверхности, она задрожала. Больше всего по тактильным ощущениям это походило на плотный мыльный пузырь, который не лопался. Я осторожно высунула голову и тоже рассмеялась. Саквояж висел вниз головой на смородиновом кусте и сыпал проклятиями, а вокруг с громким квохтаньем носились курицы. Красивый важный петух все пытался подпрыгнуть и клюнуть незадачливого агрессора. Продолжая весело подхихикивать, мы побежали вызволять смородинного пленника.

Проводив в баню, Нежана сдала меня с рук на руки худенькой маленькой старушонке, которая велела называть ее теткой Либушей. И вот там-то я поняла, что значит настоящая банщица. Откуда только в таком тщедушном тельце силы брались! Уж она меня и веником охаживала, и чем-то грубым терла, и отварами какими-то поливала. И при этом приговаривала что-то, на заговор похожее. Из бани я вышла на подрагивающих ногах, в новой холщовой рубахе, которую мне тетка Либуша выдала взамен моих пропотевших вещей. И села на крылечко бани, где меня и отыскала позже Нежана.

— Ну что, уморила тебя тетка Либуша? — весело пропела она. — Так в тебе тела-то, как в пичуге малой, а она и не такие вымешивала. Вот приезжала на прошлый год девица из земель жарко-дальних, телеса у нее богатые были, так тетка Либуша на пуд[15] ее за раз облегчила, — и, озорно глянув на меня, продолжила: — А ваши-то без тебя трапезить не садятся, дожидаючись.

И, взмахнув длинными рукавами, потащила меня обедать.

Судя по ядрено-свекольному цвету лиц, коневрусы сами только-только из бани, так что рассказ о том, как меня тут все заждались, вызывал законные сомнения.

Обеденный зал, или как он здесь называется, постоялого двора, был явно лучше приспособлен к кормлению разноростовых посетителей. Коневрусам поставили такой же высокий стол, как у них на стойбище, но и про меня не забыли. К столу была придвинута конструкция, напоминающая трон со ступеньками. Когда я на него забралась, оказалось, что высоты как раз достаточно, чтобы чувствовать себя за столом вполне комфортно. Еда же поразила меня в самое сердце. И дело было даже не в качестве приготовления, а оно было отличным, а в количестве блюд. Не успевали мы попробовать одно, как нам уже несли перемену. И все горячее, шкварчащее, распространяющее аппетитные запахи. И это застолье все тянулось и тянулось. Все уже давно наелись, но и не думали расходиться. Я, поняв, что дожидаться окончания без толку, потихоньку выскользнула из-за стола и вышла на улицу. Ярко светили звезды. В темноте звон был слышен отчетливее, чем днем. На скамейку рядом со мной присела Нежана и тоже, казалось, прислушивалась.

— Ты слышишь звон? — неожиданно для себя спросила я.

— Конечно, — она пожала плечами, — все русичи слышат его. Даже те, кто на Руси давно не был.

— А Русь далеко? — заинтересовалась я открывшимся обстоятельством.

Нежана повернулась и распахнула на меня свои огромные глазищи:

— Да ты что, Стеша, Русь — это вот все. — И она повела руками вокруг.

— Как Русь?! Это же Гиперборея? — Похоже, мы про разное говорим, решила я.

— Ну да! Только это одно и то же. Гипербореей нас называют соседи. Из-за Борейских гор. А для нас — это Русь, потому и город — Русеславль. — Она посмотрела на меня и прыснула в рукав. — А ты не знала, что русская?

Что ответить, я не знала, поэтому решила обойтись правдой:

— Я не знаю своих родителей.

— Ну а родственники?

— И родственников.

— Это как же так бывает в наше время, чтобы родственников не знать? А соседи? — Вид у Нежданы был такой растерянный, что я бы рассмеялась, вот только смешно не было. Я не могла сообразить, что ответить этой милой девочке.

— Да никого нет. Никто не знает. Нашли меня чужие люди.

— А родственники-то тебя ищут, поди, убиваются. — И слезы покатились из глаз доброй наивной девочки. — Ты иди завтра с коневрусами к Главе Глав, когда они разрешение на торжище испрашивать пойдут. Расскажи там, пусть волхвы помогут твоих родичей сыскать. Вот уж тем радости будет!

Чтоб не огорчать ребенка, я согласно кивнула.

На мягкой перине спалось просто волшебно. Но все равно я проснулась задолго до рассвета и вышла на улицу поджидать попутчиков. Первым вышел молодой русоволосый коневрус — Вышебор. Посмотрел на меня, посмотрел и сказал:

— Не годится красной девице перед почтенными старцами в портках показываться. Да и нас это не личит. Пока наши проснутся, пока до них черед дойдет, пойдем хоть какую-никакую одежу тебе справим.

— А ты знаешь куда?

— Так торговцы и ремесленники завсегда у моря лавки держат.

Ну вот как в анекдоте: «а слона-то мы и не заметили». О наличии тут моря я даже не догадывалась, хотя на город с холма смотрела! Ну что уж тут скажешь…

Рассвет радостным всполохом догнал нас уже в пути. Из города он смотрелся гораздо внушительней и занимал почти полнеба. Вскоре и правда показалось море, но это было не море из моего заоконного острова. То — было спокойным, синим. Это же бугрилось волнами и отливало отчетливым серым цветом. И все равно оно было прекрасно! На волнах покачивались огромные корабли, стилизованные под всяких чудищ. Ветер трепал разноцветные паруса. И пахло оно почему-то огурцом.

Совсем рядом послышался гул сотен голосов, и мы вышли к торговым рядам, которым конца-края видно не было. Вышебор, несмотря на молодость, и здесь ориентировался лучше меня. Следуя только ему известным приметам, мы пришли прямо в одежные ряды. Времени у нас особо не было, поэтому долго рыться в тряпках мы не стали. Вышебор выбирать женскую одежду явно не умел, а я и подавно впервые покупала что-то носибельное. Так и получилось, что у первого же прилавка мы сторговали красные сафьяновые сапожки, вышитую сорочку и сарафан, расшитый бисером и бусинами. На соседнем прилавке подобрали ярких атласных лент и какие-то серьги, которые вплетались в волосы над ушами. И, когда мы уже уходили, Вышебор добавил ко всему этому широкие наручные чеканные браслеты и монисто на шею. Может, это было и не так шикарно, как в том, в чем щеголяют местные горожанки, но я даже была рада. В сарафане все ж как-то полегче ходить, чем в тяжелом парчовом одеянии!