Север Гансовский - Надежда [Рассказы и повести]

Майк пошел в закусочную. Знакомый буфетчик тоже ничего не знал о Томми.

— Я удивился, — сказал он, — что вы сегодня утром не пришли.

В полном недоумении Майк сел на трамвай и поехал на помойку. Вместо него и Томми там работали уже новые люди. О мальчике никто ничего не знал.

С помойки матрос отправился в полицейский участок того района, где они жили, затем в больницу.

Весь этот день и половину следующего он бродил по городу. Сан-Франциско жил своей жизнью. Гремели трамваи, проносились, сверкая никелем, автомобили. Толпы прохожих двигались по тротуарам. Никому не было дела до пропавшего мальчика и до матроса, который не знал теперь, что ему делать и на что надеяться.

Вечером Майк сел на скамейку в Голден-Грейт парке и стал думать.

Если бы Томми заболел, его бы удалось разыскать в больнице Латинского квартала, куда матрос заходил уже. Если бы мальчик ночью попал, например, под случайный автомобиль, об этом было бы известно полиции. Оставалось одно — он поехал к себе на родину во Флориду без Майка. Просто решил не брать его с собой.

Матрос сжал зубы и глубоко вздохнул. Значит, всё кончилось. Все его надежды на лучшую, счастливую жизнь лопнули, как мыльные пузыри. Мальчишка один уехал в солнечный край.

Майк просидел в парке несколько часов и около двенадцати ночи вышел оттуда, испытывая страшную злобу к мальчишке и ко всему миру.

Он спустился в первый попавшийся ему погребок, напился там, подрался на улице и попал в полицейский участок. Когда он утром вышел оттуда, он был весь избит и не нашел в кармане ни единого цента.

Около недели он провел в городе, отчаянно голодая. Один раз ему повезло. Возле мусорного ящика он нашел смятую пятидолларовую бумажку. За первой удачей последовала вторая. В тот же вечер в порту он нанялся рулевым на двухтрубный грузовик, идущий в Южную Америку.

Боцман показал ему койку, в носовом кубрике. Вахта начиналась с утра. В кармане у Майка было четыре доллара с мелочью. Он решил прогуляться последний раз по городу.

На шумной Маркет-стрит было тесно. Майк шел, засунув тяжелые кулаки в карманы, толкая плечами прохожих. До него доносились обрывки разговоров, иногда смех. Над улицей плыла мелодия танго, передаваемая из большого универсального магазина. Центральная часть города веселилась, радуясь первому теплому весеннему вечеру.

В сознании Майка копошились тяжелые, медлительные мысли. Он думал о том, что если бы не подлый поступок мальчишки, может быть, и он, Майк, мог бы вот так же брести вечером после работы по улице, радоваться хорошей погоде и беззаботно болтать.

Возле переезда матрос остановился, как будто бы натолкнувшись на невидимую стену. В пяти шагах от него на асфальте сидел Томми.

Мальчик оперся спиной о стену и вытянул ноги на тротуаре. Возле него лежала потертая армейская фуражка, которую Майк знал. В фуражке поблескивала одна никелевая монетка.

Мальчик безучастно смотрел перед собой на ноги прохожих.

Рука, бессильно лежавшая на колене, была так тонка, что казалась почти прозрачной.

Матрос стоял как громом пораженный.

Вся его злоба сразу исчезла. Было видно, что мальчишке отчаянно плохо. Школьные штаны, которые они вместе покупали, были истерты и покрыты грязью. Он, очевидно, ночевал эти дни просто на асфальте, где-нибудь в подворотне. Весь его вид, потерянный и убитый, говорил о том, что он ничего не выиграл, расставшись с Майком.

Матрос подошел к нему.

— Эй, Томми!

Мальчик, услышав знакомый голос, испуганно вскинул голову. Глаза его метнулись по фигуре матроса, в них отразился ужас. Он вскрикнул, поспешно вскочил на ноги и побежал. Фуражка осталась на земле.

Матрос, расталкивая прохожих, кинулся за ним.

Томми был слишком слаб, чтобы убежать. Он миновал два дома и, задыхаясь, остановился возле открытых дверей какой-то закусочной, схватившись рукой за стену.

Майк догнал его и взял за руку.

— Что же ты убегаешь от меня?

Мальчик отвернулся к стене. Он весь дрожал от страха и напряжения.

Матрос огляделся. Несколько прохожих, которые видели, как мальчик убегал от Майка, остановились возле них.

— Что с ним разговаривать? — сказал кто-то сзади. — Надо сразу позвать полисмена.

— Пойдем сюда, — матрос потащил мальчика в закусочную.

В дальнем углу был свободный столик. Майк сел сам и посадил мальчика. Теперь он мог хорошо разглядеть его. Лицо у Томми было грязное, очевидно он давно не мылся. В спутанных светлых волосах застряла соломинка. Возле уголков рта пролегли две горькие морщинки. Он был так худ, что было странно, как он еще может двигаться.

— Ну вот, — сказал матрос. — Вот мы и встретились. Куда же ты пропал?

Мальчик молчал. Он отвернулся от Майка и смотрел вниз, на грязный пол.

Матрос осмотрелся и подозвал официанта.

— Что-нибудь выпить.

Официант проворно принес бутылку и два стакана.

— Ну что же, выпьем. — Матрос налил виски себе и мальчику. — Выпей. Слышишь?

Томми покорно взял стакан, отпил и закашлялся.

Матрос выпил свой стакан, придвинулся к столу и положил на него локти.

— Ну, рассказывай теперь. Ты меня просто хотел бросить, да?

Мальчик покачал головой, всё так же глядя в сторону. Он покраснел от виски и перестал дрожать.

— Ну говори, — сказал матрос. Он начал сердиться и налил себе снова.

— Ну ладно. — Томми придвинулся к столу и решительно повернулся к матросу. — Ладно, я тебе расскажу. Только ты не поймешь.

— Ну давай.

— Видишь ли… — Он задумался на минуту, затем продолжал. — Видишь ли, я от тебя ушел тогда ночью. Взял и ушел.

Матрос кивнул.

— Но ты не подумай, что я один хотел уехать… Один уехать, а тебя бросить.

— А почему ты ушел?

— Тебе это трудно понять, — сказал Томми. — Дело в том, что я тебе всё соврал… То есть не соврал, а так… Выдумал, одним словом.

— Как выдумал? — матрос не понимал.

— Дело в том, что ничего этого не было. Ни фермы, ни домика, ни сада. Это я всё придумал.

— Я что-то не понимаю, — сказал матрос. — Как же не было? А где твои родители живут?

— И родителей не было, — горько усмехнулся мальчик. — Никого не было. Я их всех придумал.

— Подожди! — Матрос начал понимать. — Ты их придумал так, как рассказы придумывал?

— Ну да. — Мальчик кивнул. — Как про разных прохожих. Только это было про себя.

— Нет, нет. — В голову матросу пришла одна мысль. — Нет, неправда. Ведь мы письма получали от Фриды.

— Письма я сам писал, — сказал мальчик тихо. — Напишу и отнесу на почту на другой конец города. А в своем отделении получаю. Помнишь, там всегда был штамп Сан-Франциско.