Север Гансовский - Надежда [Рассказы и повести]

Кларенс присел в кресло у стола. Поведение Докси представлялось ему совершенно необъяснимым, как и отсутствие статьи в газете.

— Послушайте, мистер Докси, — сказал он почти умоляюще. — Но ведь вы же можете понять мое положение. Я сам едва ли не виновник смерти человека. И теперь, когда речь идет о том, чтобы убийцы были наказаны, дело вдруг останавливается.

Докси опустил карандаш и откинулся на спинку кресла. С минуту он смотрел на Кларенса.

— Речь ведь идет о живых людях, мистер Докси. Мы не можем рассматривать эту статью только как рядовой материал. Бенсон жизнь отдал за то, чтобы раскрыть положение в порту.

Докси вздохнул.

— Как вы думаете, если бы я сказал мистеру Бирну, что статью нужно пустить еще вчера, он меня послушал бы?

— Думаю, что нет, — признал Кларенс.

— Ну так зачем же говорить об этом со мной?

— Но ведь вы убеждены в том, что шайка Дзаватини и Боера занимается преступной деятельностью в порту?

— Допустим, — осторожно согласился начальник отдела.

— Как же вы могли не настаивать вчера на ее опубликовании?

Докси усмехнулся.

— Вы знаете, — сказал он задумчиво. — Есть две вещи, которые редко совмещаются. Убеждения и положение в обществе. Если вы настаиваете на одном, то теряете другое. Когда я был значительно моложе, я предпочитал убеждения. Теперь наоборот. Со временем вы это поймете.

— Но ведь это всё слова, — сказал Кларенс тихо. — А грузчик Бенсон лежит в морге.

В глазах у Докси мелькнули свирепые огоньки.

— Если вас не убеждает то, что я говорю, Кейтер, нам нет смысла продолжать. Работа ждет и меня и вас.

— Ну, хорошо, — Кларенс встал. — Могу я обратиться к самому мистеру Бирну?

— Пожалуйста.

Разговор с Бирном был короток. В кабинете главного редактора стояла такая же, как и вчера, умиротворяющая тишина. Солнечный свет лился сквозь плотно закрытые окна. На фарфоровых тарелках поблескивали зайчики. В течение всей беседы лицо Бирна выражало возмущенное удивление. В ответ на вопрос репортера он сказал:

— Мы решили временно задержать материал.

— Но почему? Ведь от этого зависят сотни жизней.

— Боюсь, — Бирн положил в пепельницу отрезанный кончик сигары, — что мне было бы сложно объяснить вам наши мотивы. Судьба такого крупного предприятия, как газета, зависит от множества компонентов.

— Но разве не важнее судьба сотен грузчиков?

Бирн снисходительно улыбнулся.

— В конечном счете этот вопрос также будет разрешен. Деловые круги города уже обсуждают положение в порту.

— Пока они обсуждают… — начал Кларенс.

Но Бирн жестом остановил его.

— Вы напрасно волнуетесь. Материал мы поместим на этой неделе.

— Тогда, — Кларенс задумался. — Тогда я хочу попросить вас вернуть мне те листки, на которых Бенсон оставил отпечатки пальцев.

— Зачем? — Бирн удивленно приподнял покатые плечи.

— Но ведь я же должен пойти и рассказать всё в главном управлении полиции.

— Я бы вам не советовал этого делать.

— Почему? — удивился Кларенс.

— Потому что, — Бирн выпустил изо рта клуб ароматного дыма, — Потому что мы не можем держать в штате людей, занимающихся политической деятельностью.

— Какая же политическая?..

Бирн нетерпеливо покачал головой.

— Если вы будете давать показания, вы тем самым выступите против профсоюза Восточного побережья. Это явится политической деятельностью. Наша газета недаром называется «Независимой». Мы вынуждены будем тогда отказаться от ваших услуг.

Темные масляные глаза Бирна взглянули прямо в лицо Кларенсу, и репортер вспомнил, что он сам и всё благополучие его семьи целиком зависят от этого человека. Домик в пригороде, уютные комнаты, вечерний чай в обществе Люси и Кэт— весь уклад жизни держался на том, как относится к Кларенсу Бирн.

Репортер вспомнил, как долго они с женой искали работу полтора года назад, и плечи у него опустились. Разве он может бороться с Бирном!

— Ну хорошо, — сказал он, думая о том, как обеспечить себе отступление. — Но всё-таки напечатайте это.

Бирн помог ему отступить.

— Обязательно, — уверенно сказал он.

Спускаясь по лестнице, Кларенс вдруг понял, что он предал Бенсона и Каталони. Краска бросилась ему в лицо. А что, если они вовсе не напечатают показания грузчика?

Сжав зубы, он поднялся на несколько ступенек. Ворваться в кабинет и крикнуть, что люди гибнут. Крикнуть, что люди живут в грязи и холоде, у них болеют дети, их мучают и убивают. Нет. Ему было ясно, что всё это нелепо прозвучало бы в покойном, залитом солнцем кабинете. Бирн был слишком далек от всего этого.

Несколько минут репортер простоял на лестнице под удивленными взглядами пробегающих мимо сотрудников редакции. Наконец он сказал себе: «Если это не будет напечатано в течение трех дней, я начну действовать»..

Он чувствовал, что это не будет напечатано вообще, но ему нужны были эти три дня отсрочки, чтобы набраться мужества и принять окончательное решение.

Он прошел в свой отдел и взялся за опостылевшие ему происки майора Джорджа Б. Стромфилда.

Он читал переписку невнимательно, то и дело откладывая ее и принимаясь перебирать в уме последние события.

Три дня прошло в бесплодном ожидании. Каждое утро Кларенс отправлялся к газетному киоску и с трепетом брал в руки «Независимую». Статьи не было.

На четвертый день утром, просматривая у Сэнди газеты, репортер наткнулся на заметку в «Звезде».

«Несчастный случай в порту. В ночь на двадцать шестое сентября в порту был обнаружен труп грузчика Микоэла Бенсона 1928 года рождения. Расследование показало, что Бенсон покончил самоубийством, бросившись под грузовик. Номер машины и личность шофера установить не удалось. Причиной самоубийства было то обстоятельство, что Бенсона покинули жена и дочь».

Кларенс медленно опустил газету. Так вот, значит, как они сделали! Он вспомнил хрипловатый голос, который пытался в тот вечер возле тела Бенсона доказать, что с убитого снимали веревки. Значит, парню тоже зажали рот.

Внутри у него всё кипело. Статья показалась ему на-, поминанием. «Что же ты молчишь? Тебя тоже купили».

«Ну что же, — сказал он себе. — Три дня прошло. Пора решать». — Но решение было уже готово. В течение долгих томительных часов в редакции за белибердой вроде писем майора Стромфилда он понял, что в нем совершался новый для него и очень важный процесс. Он перестал быть только служащим в газете «Независимая», он сделался гражданином. Назад пути уже не могло быть. Если бы не погиб Бенсон, Кларенс, может быть, и предоставил бы кому-нибудь другому заниматься делами грузчиков. Но залитый кровью асфальт на северной стороне стоял у него перед глазами. Он знал, что ему не перешагнуть через эту кровь.