ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Эволюция взглядов Лактанция (ок. 240-ок. 320 гг.) в наибольшей степени отвечает традиционной периодизации. В «Божественных Институциях», которые были написаны им около 304—311 гг., он занял резко отрицательную позицию по отношению к военной службе, смертной казни, гладиаторским боям (Div. Inst. 5.6.19; 5.10.10; 5.17.13; 6.20.9-12; 6.20.15-17; 6.6.22-24). Подобно Оригену, он был уверен, что войны и всякое насилие и разделение прекратятся, когда все уверуют в Единого Бога и осознают, что все они являются Его детьми (Div. Inst. 5.8.6). Лактанций напоминает, что еще Цицерон учил, что не должно отвечать злом на зло, тем более христианам подобает следовать этому правилу. Но уже в эпитоме к своему сочинению, которая была написана после восшествия на престол Константина, Лактанций, касаясь заповеди «не убий», ничего не говорит об участии в войне, хотя весь текст «Институций» очень резко осуждает войны (Epit. 59.5). А в добавлении к «Божественным Институциям», которое было написано ок. 320 г., Лактанций восхваляет Константина как Божьего посланца, восстанавливающего справедливость в земных делах и наказывающего все злое (Div. Inst. 1.1.13—16). В своем трактате «О смерти гонителей» Лактанций восхваляет военные победы Лициния над Максимином и Константина над Максенцием как триумф Бога (De mort. persecut. 46.1-7; 52.4). Живший задолго до Константина Киприан Карфагенский ( ум. в 258 г.) в трактате «К Донату» отрицал двойную мораль: убийство для него всегда убийство, на частном или государственном уровне оно совершено. Но в то же время он молился за успех императорских армий в борьбе с врагом (Ad Demetr. 20). Климент Александрийский (150-215 гг.) ничего не говорит о несовместимости военной службы и веры 26.

Отдельно стоит вопрос о мучениках-воинах. Больше всего солдат и офицеров претерпели мученичество и смерть за Христа в середине III в. «Очевидно, большинство из них скорее пошли против принятой в армии политики веротерпимости, нежели отказались участвовать в битвах и убивать. Основной причиной их мученичества явно стал отказ от идолопоклонства. Это особенно знаменательно потому, что в более позднюю эпоху, времена константиновского мира, папа Дамас, святые епископы Амвросий и Августин, а также поэт Пруденций, говоря об их мученичестве, подчеркивали именно аспекты ненасилия...» 27. Л.Свифт подчеркивает, что, по крайней мере до конца II в., нет данных о том, чтобы кто-то отказывался от службы в армии по религиозным убеждениям 28. Случаи насильственного призыва на военную службу до IV в. отсутствуют в источниках. Вероятно, каждый, кто имел сомнения относительно участия в войне, мог легко избежать службы в армии 29.

Христианская точка зрения не сводится просто к пацифизму. В Священном Писании достаточно мест, где нет никакого осуждения войны и военной службы. Даже те авторы, которые выступают как пацифисты, вполне одобряют войны Ветхого Завета 30.

* * *

Отношение раннехристианских писателей к проблеме насилия трудно объяснить, если не принять во внимание те новые идеи, которые принесло с собой христианство как мировая религия. Их можно сформулировать так: Бог-любовь, богоподобие человека и Царство Божие 31.

«Бог, который воспринимался античностью, как человекоподобное существо, которое для языческих религий был безличным всем, а для буддизма — ничем, в христианстве становится любовью, дающей человеку познание, свободу, силу и спасение» 32. Познание заключалось в том, что приобщиться к Богу невозможно, если ты не любишь «брата своего». Эта истина давала человеку критерий для того, чтобы различать добро и зло и свободу выбирать между ними. Соединяясь с Богом в молитвах и таинствах, христианин получал силу побеждать не только грех, но и саму смерть 33.

В учение о Боговоплощении содержалась идея абсолютной ценности человека. «Христианство научило людей любить и ценить в человеке не его атрибуты, не его достоинства, а его существенное ядро, его душу, вне зависимости от того, замечательна ли эта душа какими-нибудь талантами...» 34. Человек становится величайшей святыней, и поэтому каждый грех (а грех всегда направлен и против себя самого, и против других людей) — «это глубокая царапина на прекрасной картине, безобразная морщина на ангельском лице» 35. В то же время величие человека основано на его связи с Богом, оно заключается в призвании человечества быть «детьми Божьими», друзьями Его.

Прилагая внутренние усилия и опираясь на помощь свыше, человек может стать причастником Царства Божьего, которое вечно существует в Боге и постепенно нарождается в мире. Причем процесс этот охватывает все сотворенное.

Связь этих идей с позицией ранних христианских писателей и Отцов Церкви очевидна. Любовь к врагу была бы невозможна, если бы она не соответствовала сути Самого Бога и если бы Он не давал человеку сил следовать этим путем. Но любить врага немыслимо, если его личность не столь же драгоценна, уникальна в глазах Бога, как и личность оскорбленного. Причем это трепетное отношение к врагу мало должно зависеть от его нынешнего нравственного состояния. Только тогда возможна та жертвенная позиция, о которой Иисус Христос говорит в Евангелии. Лишь она содержит в себе возможность подлинного примирения. Следуя этим принципам, которые в то же время суть законы Царства Божьего, христианин подготавливает свою душу к «жизни будущего века». И в этом для него заключается величайшая надежда и радость даже среди страданий временной жизни.

Характеризуя отношение Отцов Церкви к войне и военному насилию, приходится констатировать, что его необходимо рассматривать в контексте более широкой темы «отношения к государству и государственному насилию». Ни Христос, ни апостолы не призывали к разрушению государства. С самого начала государство рассматривалось как созидательная сила, которая не дает злу принимать крайние формы и тем самым удерживает слабых от соблазнов.

В то же время даже автор «теории справедливой войны» Августин воспринимал войну как трагедию, как несчастье, как следствие греха (О граде Божьем 19, 7), а Василий Великий требовал от пришедшего с войны покаяния (см. выше). Такое решение проблемы, на мой взгляд, является свидетельством того, что христианству чужд утопизм. Оно не пытается реализовать идею Царства Божьего на Земле с помощью далеко не совершенных средств этого мира. Здесь и сейчас Царство Небесное может возникнуть только в человеческой душе.

Если говорить об актуальности святоотеческого наследия в современном мире, то прежде всего нужно помнить, что европейская цивилизация покоится на христианском фундаменте и разрушение его, по убеждению очень многих современных мыслителей, чрезвычайно опасно для ее развития.

И в Европе, и на других континентах христианство остается живым опытом для огромного числа людей и играет свою роль в облагораживании человеческих взаимоотношений и предотвращении насилия.