Дмитрий Зеленин - Великорусские сказки Пермской губернии

Было бы ошибкою видеть во всех этих случаях одну пустую сказочную формулу, утратившую уже свое определенное содержание; в других сказках того же сказочника действие происходит в подобной же обстановке, но не в «Урале», а у моря, и тут нет никогда никакого смешения — никогда не случается, например, так, чтобы море оказалось около Урала. Да и самая формула с упоминанием «Урала» могла возникнуть только в данной области, а не где-либо в ином месте [2] В сказке об Илье Муромце такой Урал оказывается и близ Невы-реки, но тут можно видеть лишнее доказательство тому, что сказочник разумел под своей Невой не петроградскую Неву, а уральскую реку Нейву или другую подобную. .

«В старинные времена было это. Народ был тёмный, непросвещенный. Наши прадеды еще жили. Народонаселения здесь не было, были одни леса. Потом стал селиться народ помаленьку». Такими словами начал свою сказку «Звериное молоко» один из наиболее интеллигентных моих сказочников, Глухов. Тут не может быть никакого сомнения в том, что местом действия сказки представляется именно Уральский хребет и его отроги. О том же свидетельствует и столь частое упоминание в наших сказках озер, которых среди горных отрогов Екатеринбургского уезда весьма много. Напротив, рек в данной местности Екатеринбургского уезда почти совсем нет (исключение — небольшая река Теча), и в сказках реки упоминаются весьма редко, да и то все безыменные реки, исключая упомянутую выше реку Неву (Нейву?), встретившуюся в сказке об Илье Муромце. Упоминание в сказках башкир, или «татар», как чаще называют своих соседей — башкир русские жители Екатеринбургского уезда, — новое отражение данной местности в сказках. Но башкиры и татары встречаются только в сказках бытовых, что так естественно и понятно. Не исключена, правда, возможность, что в волшебных сказках башкиры (и особенно киргизы?) разумеются под образами «Сам с ноготь борода с локоть» или «Ворон Вороневич» и «Харк Харкович Солон Солоныч»: обилие у этих чудовищ скота несколько сближает тех и других; но это только мое предположение, точно так же, как и мысль о представлении в образах Бабы-Яги и царевны-лягушки соседних финно-угров — остяков и вогулов. Один и тот же сказочный образ в разные эпохи народной жизни понимался, конечно, различно; мы не касаемся здесь вопроса о первоначальном возникновении и понимании образов (быть может, и мифологических) Бабы-Яги и других подобных; но что современные пермские сказочники из народа склонны отожествлять Бабу-Ягу и царевну-лягушку с соседними остяками или вогулами, а Самого с ноготь-борода с локоть или Харка Харковича с соседними же киргизами и башкирами, — то некоторые намеки на такое понимание я получил от самих же сказочников.

Если настоящее Урала таинственно и волшебно, то прошлое его еще таинственнее и чудеснее. Русское население появилось здесь не так давно, сначала в небольшом числе, и пустынный, дикий характер безлюдного Урала был выражен тогда много сильнее. Среди первых русских обитателей Урала здесь жили богатейшие заводовладельцы, жили в своих роскошных замках, окруженные всеми удобствами, изобретениями и редкостями тогдашней культуры.

Вдали от столицы, среди бесправного крестьянства (крепостного и горнозаводского посессионного), среди подкупных мелких властей, жизнь этих прежних «королей Урала» была очень своеобразною и диковинною. В «уральских» и других рассказах местного уроженца, известного писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка, мы находим предания о действительных событиях, которые нам кажутся теперь сказочными. Народная же молва, конечно, преувеличивала и приукрашивала роскошь местных богачей, так что действительность тут сливалась со сказкой. Отражение преданий об этой роскоши можно видеть и в наших сказках; например, в шестой комнате у старика «наловлено всякого сословия разных птиц, поют разными голосами» [3] Кстати заметить, что через служащих, свиту и дворню заводовладельцев Урала к местному крестьянскому населению могли легко проникнуть некоторые книжные сказочные сюжеты. Между прочим в Шадринском уезде Пермской губернии в 1860 году была записана А. Н. Зыряновым местная сказка с сюжетом, заимствованным из «Сатирикона» Петрония (Пермский сборник И, 1860. Отд. 2, N5 3. С. 165: «Жена забыла мужа», ср. о том статью Н. М. Благовещенского в «Русском Слове» 1861 г., N5 9. С. 132–150: Пермские сказочники и Петроний). , т. е. нечто вроде зверинца; «в первой комнате море враз (сразу) образовалось и корабли. Во второй комнате сад: утки, лебеди, фонтаны, яблони. В третьей комнате сражаются, война идет, стрельба из пушек. В четвертой — хрустальный дворец, музыка. В пятой — горы, и не видать, где у них вершина» и т. д.

Сельское население Екатеринбургского уезда отличается весьма пестрым разнообразием своего состава. Пермский Урал заселен русскими в позднее, сравнительно, время, и в заселении его участвовали выходцы из самых различных краев. Тульские и иные кузнецы были вызваны сюда на железные заводы; крепостные разных губерний переведены сюда помещиками на новые земли и также для работы на заводах; они же и бежали сюда от тягот крепостного права; староверы притекали сюда, избегая религиозных преследований; преступники — от суда и наказаний; многие застряли здесь на пути в богатую Сибирь [4] Кыштымско-Каслинский округ, где я записывал сказки, равно как и Шадринский уезд, где так много собрал сказок А. Н. Зырянов, расположены к востоку от Уральского хребта, т. е. собственно уже в Сибири. ; отхожие промышленники шли сюда на работу и иногда оседали здесь [5] Так случилось, между прочим, и с сказочником Медведевым, портным из Костромской губернии, поселившимся потом в с. Куяшах. . Южновеликоруссы здесь перемешались с северновеликоруссами, отчего и произошла сильная пестрота местных говоров: акальщики настойчиво перемешаны с окальщиками [6] См. Зеленин Д. К., Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных. С. 519–522; тут есть данные и о заселении края. Ср. также мой отчет о поездке за сказками в «Отчете Отделения русского языка и словесности И. Академии Наук» за 1908 год. . В Верхнем Кыштымском заводе, где я записывал сказки, одна улица слывет «Симбирка», вторая — «Межигородка»: обитатели первой населились из Симбирской губернии, второй — из Нижегородской; жители третьей улицы того же завода, «Медведёвки», принадлежали некогда помещику Медведеву. Крестьяне села Метлина (местожительство моего сказочника Савруллина) переселены сюда помещиком из Саратовской губернии. Предки моего сказочника Шешнева, как и всех коренных жителей Нижне-Сергинского завода, жили некогда, вероятно, в Тульской губернии, откуда и принесли свой акающий говор.