Жорж Санд - Крылья мужества

Хромуша заметил, что некоторые птицы, очень большие, летавшие над самой водой — точно плавали — с солнечным закатом улетали еще дальше в открытое море, как будто и спали на море. Другие возвращались к берегу и исчезали в расщелинах дюн. Были и такие, которые поутру высоко-высоко взвивались в воздух и терялись в белых облачках, скользивших как волны по небу, озаренному розоватым отблеском утреннего солнца. Вечером они словно спускались с облаков и ужинали на скалах и на песчаном берегу. Хромуша сначала подумал было, что они целый день летают в поднебесье, но вскоре увидал, как одна из этих птиц, сидевшая на самой верхушке дюны, вспорхнула с нее, описала в воздухе круг и спустилась к воде; за нею и другая сделала то же самое, потом третья и так далее. Хромуша насчитал их штук до двадцати. Он заключил из этого, что у них есть гнезда на вершинах дюны и что они, как совы, принадлежат к ночным птицам, то есть к таким, которые днем спят, а промышляют корм ночью.

Хромуша часто из своего окошка наблюдал за птицами, так что они не видали его. Раз он увидел сцену, которая очень заняла его. Морские ласточки, описывавшие большие круги около того места, где он находился, часто роняли из клюва что-то похожее на ракушек или маленьких рыбок; при этом они покачивались в воздухе на одном месте и испускали крик, которым, казалось, звали кого-то. Хромуша стал внимательно следить за одною из них и посмотрел вниз: на земле что-то закопошилось; ему показалось, что то были маленькие птенчики, подбиравшие корм, брошенный матерью. Хромуша сошел на берег и увидел, что не ошибся. Он подошел к птенчикам и хотел взять их, так как они еще не умели летать, но мать их опять закричала, и они проворно побежали в траву. Хромуша раздвинул траву и нашел их. Они сидели прижавшись друг к другу. Он не взял их, чтоб не огорчить их мать, ведь, вероятно, думал он, она знала, сколько у ней было птенцов.

Ему часто случалось видеть, как птицы добывали рыбу, и он научился от них этому промыслу. На берегу были не одни раковины, когда, после прилива, волны отступали от берега, они оставляли на нем множество хорошеньких, очень аппетитных на вид рыбок. Вся сила была в том, чтобы успеть подхватить их, пока волна еще не отхлынула и не унесла их обратно в море. Морские птицы были очень хитры и очень ловко ловили рыбок. Хромуша попробовал было подражать им. Но прилив был сильный, и Хромуша, хоть и не боялся моря, а все-таки подумал, что не мешало бы, если бы у него были крылья, чтобы вспорхнуть над волной, и пожалел, что не может превратиться в птицу по своему желанию. Но судьба ниспосылала ему этот дар только в минуты крайней опасности или сильного отчаяния; Хромуше же не хотелось снова подвергаться ни тому, ни другому, и он решился лучше поучиться плавать, не надеясь на воображаемые крылья, а просто с помощью собственных рук и ног.

Так как он не боялся утонуть, то вскоре стал плавать, как чайка; надо полагать, что способность эта присуща людям, как и всем другим животным, и только страх мешает им иногда развить ее.

Вот только было худо, что Хромуша уставал плавать гораздо скорее, чем птицы, и не так зорко видел в морской воде, а потому ему никак не удавалось наловить столько рыбы, сколько они ловили. Он перестал соперничать с этими ловкими рыбаками и стал наблюдать за другими птицами, которые не ныряли, а рылись клювом в морском песке. Он смастерил лопатку, начал также рыться в песке и нашел множество маленьких угрей, которыми изобилует этот берег; он нажарил их на ужин; они оказались очень вкусными; если бы еще у Хромуши был хлеб, то он был бы совершенно доволен своей судьбой; но хлеб весь вышел, а он не смел сходить за ним в Виллер.

Хромуша решился как можно дольше обходиться без него и задумал добыть яиц, так как тогда была именно та пора года, когда птицы кладут яйца; он не знал, что морские птицы большею частью не вьют гнезд, а несутся прямо на песок или где-нибудь на скале. Хромуша нашел яйца там, где вовсе не ожидал, но они были так малы, что он не обрадовался своей находке. Большие птицы, которые несли большие яйца, должно быть, неслись на самых вершинах скалы; но туда, казалось, не было никакой возможности взобраться; правда, что со стороны пустыни скала была вполовину ниже, чем со стороны берега, но зато она была очень крута и приходилось лезть на нее по очень рыхлым земляным буграм.

У Хромуши кружилась голова, когда он только смотрел снизу на ее вершину, впрочем, он с каждым днем становился отважнее. Он приобретал, но понемногу, то хладнокровное мужество, которое, вместо того, чтобы слепо бежать от опасности, умеет взвесить степень ее и найти средство избежать ее. Он так изучил все изгибы, впадины и выпуклости большой скалы, что наконец вскарабкался благополучно почти до самой верхушки. Труд его вознаградился с избытком: он нашел в одном углублении четыре больших красивых зеленых яйца и положил их в свою корзинку, дно которой было выложено водорослями. Кроме яиц, он нашел еще здесь три великолепных пера и воткнул их себе в шапку. Перья эти были длинные, тонкие, нежные и белые, как снег, должно быть они выпали из головы или из хвоста птицы. Так как яйца были еще теплы, то Хромуша заключил, что птицы эти, вероятно, неслись ночью, и ему пришло в голову, что нетрудно будет словить их. Пораздумав, однако, хорошенько, он отказался от этой затеи. Может быть и в самом деле ему удалось бы поймать двух или трех птиц, но зато он напугал бы остальных, и они переселились бы куда-нибудь в другое место, а ему хотелось постоянно лакомиться яйцами.

Прошла уже целая неделя, а Хромуша не видал ни души ни на берегу, ни на дюнах. У него было так много дел, что ему некогда было скучать; но когда он обжился на новоселье и узнал как свои пять пальцев все закоулки в дюнах и на берегу и убедился, что не умрет здесь с голода, дни стали ему казаться длиннее, и он стал скучать. Он уже был знаком теперь с образом жизни почти всех птиц, населявших берег; теперь ему хотелось знать их названия, откуда они прилетели, сообщить кому-нибудь свои наблюдения — словом, побеседовать с кем-нибудь.

Погода стояла прекрасная, майское солнце высушило грязь, и на берегу стали появляться прохожие; сильно билось сердце у Хромуши всякий раз, когда он видел живого человека — так бы и полетел к нему, кажется, и заговорил бы с ним. Сказал бы ему, например, вот, хоть, что погода хорошая, что весело гулять теперь или что-нибудь подобное, но у него не хватало духа, что если у него спросят, кто он таков и что он тут делает? Хромуша знал, что бродяжничать нехорошо, что бродяг ловят и иногда сажают даже в тюрьму. Он был слишком прямодушен и честен, чтобы солгать, ему и в голову не приходило назваться каким-нибудь вымышленным именем и сочинить какую-нибудь сказку, чтоб объяснить свое житье в этих местах; он предпочел скрывать радость видеть людей.