Меган Миранда - Найди меня, если сможешь

Предложил так, будто я планировала остаться у него после окончания школы.

– Я бы не строила таких далеко идущих планов, – ответила я.

Джо явно полегчало. Но пока мы по-прежнему живем в доме с двумя спальнями и одной ванной, когда буквально в нескольких милях простаивает целое ранчо с участком земли и обсерваторией. Джо уступит – уверена. Боль пройдет. А пока дом ни в коем случае нельзя продавать.

– Ладно, звони, если что понадобится. Или если пойдешь к Альбертсонам.

– Обязательно.

И снова начинается этот неловкий ритуал, когда Джо не знает, можно ли погладить меня по голове или похлопать по плечу, а я натянуто машу ему на прощание, чтобы предупредить его неловкий жест. Не успела. Джо умудряется дважды похлопать меня по макушке, будто я щенок лабрадора.

Я стараюсь не судить его слишком строго. Ведь на самом деле Джо оказывает мне неоценимую услугу. Еще одна формальность, если уж мы взялись считать. В декабре зашел разговор, не стоит ли мне переехать к отцу. Нет, не стоит.

Чтобы перечислить факты, которые нужно знать о моем отце, хватит пальцев одной руки: он отказался от меня еще в младенческом возрасте; сейчас живет в Германии с новой женой; до этого декабря мы с ним не виделись семь лет.

Хотя в мамином завещании Джо и был указан в качестве опекуна, он еще должен был согласиться принять на себя это обязательство. Ведь оставался и другой вариант. Отец с новой женой (Бетти или Бетси – не помню) приехали после того, как Джо позвонил им, неловко выразили соболезнования и уселись с Джо обсуждать мою судьбу. Я слышала их разговор в гостиной тем вечером. Они обсуждали «за» и «против» сделки, предметом которой была я.

Утром я, даже не надеясь повлиять на решение, сказала Джо, что ему осталось потерпеть всего полтора года. Что через полтора года мне исполнится восемнадцать, я поступлю в колледж и слезу с его шеи. «Мы справимся!» – обещала я.

Джо сделал вид, что вообще не испытывал никаких колебаний. «Кеннеди, это даже не обсуждается!» – ответил он. Ну да ладно. Стены здесь совсем не такие толстые, как ему кажется.

Сейчас Джо двадцать девять. Я ввергла его жизнь в хаос, ведь у него за плечами нет шестнадцатилетнего опыта отцовства. Но я стараюсь хотя бы не усугублять ситуацию.

Возвращаюсь в комнатушку, где у Джо раньше стоял телик. Теперь туда втиснута моя постель, стол, туалетный столик и всякие коробки. Единственное украшение – фото в рамке на подоконнике у кровати. Его сделали прошлой осенью: на нем я, Элиот и мама. Мы поднялись на маяк, ветер развевает мои волосы, они лезут в рот к Элиоту, он пытается меня оттолкнуть, а мама смеется. Это последнее фото, где мы вместе. Тогда мама брала нас с собой на конференцию на выходные.

Снимок сделал мамин коллега – он же новый бойфренд – Уилл. Это он предложил вылазку на маяк. И, видно, не думал, что мама возьмет нас с собой. Честно говоря, я бы предпочла в последний день перед отъездом как следует помокнуть в бассейне, но мама настояла.

Двести двенадцать ступенек вверх. Мама рассказывает об истории этого места. Элиот комментирует конструкцию маяка. Уилл поправляет их обоих, а я пытаюсь отключить слух и веду ладонью по холодному камню стен, считая про себя ступеньки винтовой лестницы. Мамин голос эхом разносится по колодцу маяка.

Жаль, что я не слушала ее и теперь не могу вспомнить, о чем она рассказывала. Но в память врезались интонации – на фоне подсчета ступенек, который я вела. Элиот, наверное, слушал маму, и вовсе не из необходимости – ему всегда было интересно узнавать что-то новое. Несмотря на удивительное внешнее сходство, мы с Элиотом были очень разными. Мама всегда отшучивалась: «Клянусь, я растила их одинаково!» И Элиот любил повторять одну и ту же шутку: «Как только ты за порог, я запирал ее в чулане». Но он врал – он никогда так не делал. В этом был весь Элиот: брал на себя вину за то, что слишком высоко установил для меня планку своим поведением.

Фотография, одежда, компьютер – вот и все вещи, которые я потрудилась распаковать. Оптимистка, помните? Я переношу данные с флешки на компьютер. С ними что-то не так. И не в том смысле, что телескоп наконец уловил не только фоновый шум. Странные показатели заставляют меня думать, что он сломался.

Радиотелескоп работает на частотах, на которых можно передавать сигналы в космосе. Данные обычно фиксируются в виде «кардиограммы» с чередованием невысоких пиков и ровных участков.

А сегодня ее нет. То есть телескоп не зафиксировал даже фоновый шум. Далеко не сразу я понимаю, что прибор работал на неверном канале. Получается, он оказался настроен на другие частоты. Или такие показатели стали результатом вмешательства в его работу.

Элиот сам установил спутниковую тарелку и программу. Мне остается только покрутить бегунок, пока на экране не показывается участок с данными, зафиксировавшими необычную активность. И сразу же пульс учащается. Передо мной повторяющийся рисунок, закономерность: высокий короткий всплеск-пик, длинная пауза, снова всплеск-пауза. Похоже на сигнал. Послание.

Я вглядываюсь в монитор, пока не утыкаюсь в собственное отражение: рот открыт, глаза вытаращены. И вдруг понимаю, что имею дело с серьезной ошибкой. Или программа дала сбой, или телескоп. Потому что активность зафиксирована там, где вообще не может быть никаких частот. Программа отражает типичный радиосигнал в типичном диапазоне – за одним исключением: он отрицательный.

Отрицательный. Вздох разочарования. Пусть я учу физику всего год, но я прекрасно знаю, что отрицательных частот не бывает. В нашей реальности точно. И уж наверняка Элиот не программировал телескоп на запись подобных штук. Бессмыслица какая-то.

Надо проверить еще раз. Все-таки один год физики… Ввожу в поисковую строку «отрицательная частота». Что ж, результат ожидаемый: такая существует только в теоретической математике, а в жизни – нет. Проверяю снятые данные, смотрю, когда они были собраны. Странные показания начали фиксироваться сразу после часа ночи и фиксировались еще некоторое время – а потом я остановила программу.

Чертов Марко! Лишь бы они с компанией не повредили ночью тарелку. Надеюсь, Лидии не пришло в голову повисеть на ее краешке, а Саттону – запустить в нее пивной бутылкой. Надеюсь, Марко не споткнулся о конструкцию и не сбил ось.

Возможно, программа дала сбой. Но это еще хуже. Здесь я вообще не знаю, с какого боку подступиться. На улице пекло. Но деваться некуда: еще шесть миль на велике.

На вид с тарелкой все в порядке. Но ее устанавливал Элиот, и я не очень понимаю, как там все устроено. Угол наклона прежний, внешне конструкция выглядит хорошо. Кабель проложен под землей, так что его пока можно не проверять. Пожалуй, стоит начать с самых вероятных причин.