Дэн Браун - Код да Винчи - английский и русский параллельные тексты

The gun roared, and the curator felt a searing heat as the bullet lodged in his stomach. He fell forward... struggling against the pain. Slowly, Sauniere rolled over and stared back through the bars at his attacker. Грянул выстрел, куратор безвольно осел на пол. Пуля угодила ему в живот. Он пытался ползти... с трудом превозмогая страшную боль. Медленно приподнял голову и уставился сквозь решетку на своего убийцу. The man was now taking dead aim at Sauniere's head. Теперь тот целился ему в голову. Sauniere closed his eyes, his thoughts a swirling tempest of fear and regret. Соньер зажмурился, страх и сожаление терзали его. The click of an empty chamber echoed through the corridor. Щелчок холостого выстрела эхом разнесся по коридору. The curator's eyes flew open. Соньер открыл глаза. The man glanced down at his weapon, looking almost amused. He reached for a second clip, but then seemed to reconsider, smirking calmly at Sauniere's gut. "My work here is done." Альбинос с насмешливым недоумением разглядывал свое оружие. Хотел было перезарядить его, затем, видно, передумал, с ухмылкой указал на живот Соньера:— Я свою работу сделал. The curator looked down and saw the bullet hole in his Куратор опустил глаза и увидел на белой льняной 2 Старые слуги, прислужники (фр.). — Здесь и далее примеч. пер.

white linen shirt. It was framed by a small circle of blood a few inches below his breastbone. My stomach. Almost cruelly, the bullet had missed his heart. As a veteran of la Guerre d'Algerie, the curator had witnessed this horribly drawn-out death before. For fifteen minutes, he would survive as his stomach acids seeped into his chest cavity, slowly poisoning him from within.	рубашке дырочку от пули. Она была обрамлена красным кольцом крови и находилась несколькими дюймами ниже грудины. Желудок! Жестокий промах: пуля угодила не в сердце, а в живот. Куратор был ветераном войны в Алжире и видел немало мучительных смертей. Еще минут пятнадцать он проживет, а кислоты из желудка, просачиваясь в грудную полость, будут медленно отравлять его.
"Pain is good, monsieur," the man said. Then he was gone.	— Боль, она, знаете ли, на пользу, месье, — сказал альбинос. И ушел.
Alone now, Jacques Sauniere turned his gaze again to the iron gate. He was trapped, and the doors could not be reopened for at least twenty minutes. By the time anyone got to him, he would be dead. Even so, the fear that now gripped him was a fear far greater than that of his own death.	Оставшись один, Жак Соньер взглянул на железную решетку. Он был в ловушке, двери не откроют еще минут двадцать. А ко времени, когда кто-нибудь подоспеет на помощь, он будет уже мертв. Но не собственная смерть страшила его в данный момент.
I must pass on the secret.	Я должен передать тайну.
Staggering to his feet, he pictured his three murdered brethren. He thought of the generations who had come before them... of the mission with which they had all been entrusted.	Пытаясь подняться на ноги, он видел перед собой лица трех своих убитых братьев. Вспомнил о поколениях других братьев, о миссии, которую они выполняли, бережно передавая тайну потомкам.
An unbroken chain of knowledge.	Неразрывная цепь знаний.
Suddenly, now, despite all the precautions... despite all the fail-safes... Jacques Sauniere was the only remaining link, the sole guardian of one of the most powerful secrets ever kept.	И вот теперь, несмотря на все меры предосторожности... несмотря на все ухищрения, он, Жак Соньер, остался единственным звеном этой цепи, единственным хранителем тайны.
Shivering, he pulled himself to his feet.	Весь дрожа, он наконец поднялся.
I must find some way....He was trapped inside the Grand Gallery, and there existed only one person on earth to whom he could pass the torch. Sauniere gazed up at the walls of his opulent prison. A collection of the world's most famous paintings seemed to smile down on him like old friends.	Я должен найти какой-то способ... Он был заперт в Большой галерее, и на свете существовал лишь один человек, которому можно было передать факел знаний. Соньер разглядывал стены своей роскошной темницы. Их украшала коллекция знаменитых на весь мир полотен, казалось, они смотрят на него сверху вниз, улыбаясь, как старые друзья.
Wincing in pain, he summoned all of his faculties and strength. The desperate task before him, he knew, would require every remaining second of his life.	Поморщившись от боли, он призвал на помощь все свои силы и сноровку. Задача, предстоявшая ему, потребует сосредоточенности и отнимет все отпущенные ему секунды жизни до последней.
CHAPTER 1	ГЛАВА 1
Robert Langdon awoke slowly.	Роберт Лэнгдон проснулся не сразу.
A telephone was ringing in the darkness—a tinny, unfamiliar ring. He fumbled for the bedside lamp and turned it on. Squinting at his surroundings he saw a plush Renaissance bedroom with Louis XVI furniture, hand-frescoed walls, and a colossal mahogany four-poster bed.Where the hell am I?	Где-то в темноте звонил телефон. Вот только звонок звучал непривычно резко, пронзительно. Пошарив на тумбочке, он включил лампу-ночник. И, щурясь, разглядывал обстановку: обитая бархатом спальня в стиле Ренессанса, мебель времен Людовика XVI, стены с фресками ручной работы, огромная кровать красного дерева под балдахином. Где я, черт побери?
The jacquard bathrobe hanging on his bedpost bore the monogram: HOTEL RITZ PARIS.	На спинке кресла висел жаккардовый халат с монограммой: "ОТЕЛЬ "РИТЦ", ПАРИЖ".
Slowly, the fog began to lift.Langdon picked up the receiver. "Hello?"	Туман в голове начал постепенно рассеиваться. Лэнгдон поднял трубку:— Алло?
"Monsieur Langdon?" a man's voice said. "I hope I have not awoken you?"	— Месье Лэнгдон? — раздался мужской голос. — Надеюсь, я вас не разбудил?
Dazed, Langdon looked at the bedside clock. It was 12:32 A.M. He had been asleep only an hour, but he felt like the	Щурясь, Лэнгдон посмотрел на настольные часы. Они показывали 12. 32 ночи. Он проспал всего час и был еле

dead.	живым от усталости.
"This is the concierge, monsieur. I apologize for this intrusion, but you have a visitor. He insists it is urgent."	— Это портье, месье. Извините за беспокойство, но к вам посетитель. Говорит, что у него срочное дело.
Langdon still felt fuzzy. A visitor? His eyes focused now on a crumpled flyer on his bedside table.	Лэнгдон все еще плохо соображал. Посетитель? Взгляд упал на измятый листок бумаги на тумбочке. То была небольшая афишка.
THE AMERICAN UNIVERSITY OF PARISproudly presentsAN EVENING WITH ROBERT LANGDON PROFESSOR OF RELIGIOUS SYMBOLOGY, HARVARD UNIVERSITY	АМЕРИКАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ПАРИЖАимеет честь пригласить на встречу с Робертом Лэнгдоном, профессором религиозной символики Г арвардского университета
Langdon groaned. Tonight's lecture—a slide show about pagan symbolism hidden in the stones of Chartres Cathedral —had probably ruffled some conservative feathers in the audience. Most likely, some religious scholar had trailed him home to pick a fight.	Лэнгдон тихонько застонал. Вечерняя лекция сопровождалась демонстрацией слайдов: языческий символизм, нашедший отражение в каменной кладке собора в Шартре, — и консервативной профессуре она наверняка пришлась не по вкусу. А может, самые религиозные ученые даже попросят его вон и посадят на первый же рейс до Америки.
"I'm sorry," Langdon said, "but I'm very tired and—"	— Извините, — ответил Лэнгдон, — но я очень устал и...
"Mais, monsieur," the concierge pressed, lowering his voice to an urgent whisper. "Your guest is an important man."	— Mais, monsieur 3, — продолжал настаивать портье, понизив голос до интимного шепота. — Ваш гость — весьма влиятельная персона.
Langdon had little doubt. His books on religious paintings and cult symbology had made him a reluctant celebrity in the art world, and last year Langdon's visibility had increased a hundredfold after his involvement in a widely publicized incident at the Vatican. Since then, the stream of self-important historians and art buffs arriving at his door had seemed never-ending.	Лэнгдон ничуть не сомневался в этом. Книги по религиозной живописи и культовой символике сделали его своего рода знаменитостью в мире искусств, только со знаком минус. А в прошлом году скандальная слава Лэнгдона лишь приумножилась благодаря его участию в довольно двусмысленном инциденте в Ватикане, который широко освещался прессой. И с тех пор его просто одолевали разного рода непризнанные историки и дилетанты от искусства, так и валили толпой.
"If you would be so kind," Langdon said, doing his best to remain polite, "could you take the man's name and number, and tell him I'll try to call him before I leave Paris on Tuesday? Thank you." He hung up before the concierge could protest.	— Будьте добры, — Лэнгдон изо всех сил старался говорить вежливо, — запишите имя и адрес этого человека. И скажите, что я постараюсь позвонить ему в четверг, перед отъездом из Парижа. О'кей? Спасибо! — И он повесил трубку прежде, чем портье успел что-либо возразить.
Sitting up now, Langdon frowned at his bedside Guest Relations Handbook, whose cover boasted: SLEEP LIKE A BABY IN THE CITY OF LIGHTS.SLUMBER AT THE PARIS RITZ. He turned and gazed tiredly into the full-length mirror across the room. The man staring back at him was a stranger—tousled and weary.	Он сел в кровати и, хмурясь, уставился на лежавший на столике ежедневник для гостей отеля, на обложке которого красовалась казавшаяся теперь издевательской надпись: "СПИТЕ КАК МЛАДЕНЕЦ В ГОРОДЕ ОГНЕЙ, СЛАДКАЯ ДРЕМА В ОТЕЛЕ "РИТЦ", ПАРИЖ". Он отвернулся и устало взглянул в высокое зеркало на стене. Мужчина, отразившийся там, был почти незнакомцем. Встрепанный, усталый.
You need a vacation, Robert.The past year had taken a heavy toll on him, but he didn't appreciate seeing proof in the mirror. His usually sharp blue eyes looked hazy and drawn tonight. A dark stubble was shrouding his strong jaw and dimpled chin. Around his temples, the gray highlights were advancing, making their way deeper into his thicket of coarse black hair. Although his female colleagues insisted the gray only accentuated his bookish appeal, Langdon knew better.	Тебе нужно как следует отдохнуть, Роберт.Особенно тяжелым выдался последний год, и это отразилось на внешности. Обычно такие живые синие глаза потускнели и смотрели уныло. Скулы и подбородок с ямочкой затеняла щетина. Волосы на висках серебрились сединой, мало того, седые волоски проблескивали и в густой черной шевелюре. И хотя все коллеги женского пола уверяли, что седина страшно ему идет, подчеркивает ученый вид, сам он был вовсе не в восторге.
If Boston Magazine could see me now.	Видели бы меня сейчас в "Бостон мэгазин"!
Last month, much to Langdon's embarrassment, Boston	В прошлом месяце, к изумлению и некоторой

Читать дальше