Михаил Жванецкий - Южное лето (Читать на Севере)

Костя. Ты, Григорий, уточнил правильно. Оскорбления нет, ты успел поставить другие слова.

Гриша. Константин, а вот то, что ты утверждаешь, что нужно, оставаясь здесь, готовить почву там, меня обижает. Обижает, Костя, своим построением… Я понял главное: надо, находясь здесь, готовить почву там. Это я понял. Я не понял, как – находясь здесь, где ты говоришь про кустики, ты будешь готовить почву там, где кустиков нет?

Костя. Гриша!.. Дай закурить… Гриша! Гриша-а! Слухай меня… Или мы придём к обоюдному разногласию в личном плане. Слухай, Григорий, меня хорошо. Я тебе тем более кое-что должен и ты заинтересован, чтоб я тебе это отдал. Поэтому слухай хорошо. Итак… Они, находясь здесь, где каждый кустик знаком, где многое им привычно, могут долго готовить почву там.

Гриша. Находясь здесь?

Костя. Именно, находясь здесь.

Гриша. Что же ты мне объяснил? Если ты опять за своё: находясь здесь, готовить почву там. А долго или недолго – мне плевать.

Костя. Тебе плевать. А им – нет. Им надо в ту жизнь входить, в тот климат, в те кусты.

Гриша. Находясь здесь?

Костя. Именно, находясь здесь.

Гриша. Костя! Правда, я сегодня тебе звонил и говорил: «Хорошее утро, и день будет хорошим»?

Костя. Говорил, Гриша.

Гриша. Так вот, Костя, я ошибся с утра. Меня не касается, где ты возьмёшь деньги… Но чтоб вечером у меня деньги были.

Костя. Все пятнадцать тысяч?

Гриша. Все, Константин. Ты сказал: «По первому требованию». Я это требование предъявляю. Где хочешь вынь, а сюда положь. И мне не суй. Я у тебя не возьму. Придёшь, постучишься и отдашь жене.

Костя. Гриша…

Гриша. Костя…

Костя. Гриша… Давай разберёмся.

Гриша. Нет. Другой дискуссии я не выдержу. Сиди, Костя. Я пошёл. За стол заплатишь из моих денег.

Костя. Гриша, у меня нет…

Гриша. Вот ты и будешь, находясь здесь, готовить почву там. Сиди, пока не будет готово.

Костя. Где?

Гриша. Здесь… И готовь почву там… Чтоб деньги были там! Всё!

Дед мой бывалый. Я взяла шипучего вина. Он схватил бутылку и зашвырнул:

– Ты знаешь, что это такое?! Я полгода на этом заводе работал.

Рыбу мороженую взяла:

– Выбрось немедленно! Я два года на этом складе. И мясной фарш выбрось – мой товарищ там работал. А в этом доме квартиру не бери – мой знакомый строил. Знаешь, там цемент из чего?

Вот бывалый, сволочь.

– Не хочу я знать, из чего. Мне жить хочется.

– Хочется, а не будешь. Подонки мы друг к другу. А я хочу, чтоб ты жила. Идём вместе на рынок, что-нибудь подберём.

Дед купит, сготовит – пальчики проглотишь. Да не хватило его. Сам палёной водкой отравился.

В ресторане «Море»:

– Сыграй «Яблочко»!

– 50 рублей.

– Ну, сыграй на 3 рубля!

Когда я утром выхожу из дома в Аркадии на улицу…

Тихо идут бесшумные трамваи.

Неслышно грузятся мусоровозы.

Слышны команды воспитателей по дороге на пляж.

Как будто бы ни канонады, ни взрывов, ни рёва караоке – ничего не было этой ночью в Аркадии.

Так в поезде тебя утром старается не разбудить тихий сосед, который всю ночь дико храпел на соседней полке.

Писателю лучше всего пишется в августе, на животе любимой женщины. Происходит это так.

Он лежит лицом кверху. Вспомнил что-то: «Вера, моя записная книжка?» Откуда-то сверху падает ему на грудь. «А ручка?» Оттуда же падает ему на грудь. «Теперь не шевелись, я переворачиваюсь. Не дышать, я записываю. Ха-ха! Очень-очень-очень… Не дышать… Продолжаю… Ха-ха-ха… Очень-очень-очень… Ну, хорош, ну, сволочь, ну, талант… Спокойно… Ха-ха… Очень-очень-очень… Вот, вот и вот… Ха-ха… Очень… Очень-очень… Всё, закончил. Ты куда?.. Куда ты?.. Куда тебе надо? Осторожнее, ты бросила мою голову!.. Моя голова… Останься… Не двигайся… Я в порыве… Нет! Ушла…»

Только с теми, кто тебя понимает…

– Сыночка! Ну, разбил нос… Ты сейчас не плачь. Плакать всегда успеешь… Сейчас мы приложим лёд… Остановим кровь… Вытрем носик… Побежишь во двор. И плачь там, сколько хочешь.

– Я там плакать не буду.

– Напрасно. Там столько народу. И твои друзья там. Плачь там.

– Не буду.

– А я сказала – плачь!

– Не буду.

– Всё, беги… И смотри, не забудь – плакать.

– Не буду.

– Ну и слава богу.

– Михал Михалыч, в нашем театре лежит ваша пьеса.

– Что вы! Я никогда не писал пьес.

– Я говорю, лежит у нас. Мы читали. Прекрасная пьеса.

– Да… Если хорошая… Значит, это я. Вот так. Могу, значит… А я не знал… А когда я её написал?

– Замечательная и такой неожиданный финал.

– Да? А я думал, ожидаемый…

– Нет… Нет… Неожиданный. Но, вы знаете, в нашем театре правило: автор должен оплатить постановку.

– Какой неожиданный финал… Вы же знаете, я не пишу пьес.

– Она замечательная, в вашем стиле.

– Да… Конечно. В моём стиле, замечательная, но я не пишу пьес и денег не дам.

– Публика будет умирать от хохота.

– Не дам.

– Там копейки – режиссёру и на постановку.

– Не дам.

– Вы же не писали ничего крупного. А тут вдруг создали и так лихо закручено. Все сказали – это вы.

– Не дам.

– Ну, не давайте. Заплатите хотя бы автору.

– Не дам.

– Ну, машинистке.

– Не дам.

– 100 долларов.

– Не дам.

– И на цветы режиссёру?

– Не дам.

– Значит, не вы… А мне кто-то сказал, что вы… Жаль…

– Не жаль, а жалко! Это другое понятие слова «жаль».

Новая власть перестала говорить: «Подойдите сюда, пожалуйста».

Она шипит: «И-зда! И-зда!»

Когда они говорят «и-зда», ты понимаешь, что бежать поздно.

У нас не могут смириться со смертью.

Когда спрашиваешь:

– Где здесь живёт Яша Койф?

– Это тот, который умер?

– Да.

– Второй этаж, квартира двадцать три.

Спросишь в Кобулети:

– У кого самая высокая телевизионная антенна?

– У Габо.

– Кто семь лет сидел за чай?

– Габо.

– У кого две «Волги» и «ЗИМ»?

– У Габо.

– Кто продал городу мусорную свалку?

– Габо.

– Кто устроил этот хипеж с железом?

– Габо.

– О чае с ним ни слова. Он семь лет сидел за чай.

На «Шота Руставели», когда в круизе Одесса – Батуми отдыхал Габо, был особый климат.

Пока Габо сидел за стойкой бара, все подходящие могли пить бесплатно.

Хотя он сидел за чай.

Все, кто с Габо купался в бассейне, получали впервые в СССР прямо в воду горячий кофе и шоколад.

У всех, кто с Габо сидел ночью в ночном баре, – утром без стука открывалась запертая изнутри дверь каюты.

Туда вносились пакеты с холодным пивом «Праздрой» и воблой.

Если Габо брал с собой экипаж на прогулку в ущелье Эшеры – работали все водопады и был красивый закат.