Марина Цветаева - Феникс

Мадонна Марциэлла в полы

Плаща меня – и шмыг в гондолу.

“Молчи, молчи, мой кавалер!”

“Куда?” – “В Мурано, гондольер!”

К зловоннейшей из всех лачуг

Причаливаем.

Видероль и Французская гостья, переглянувшись, отходят.

“Болен внук:

Откройте!” – Притаилась, шельма:

Ни звуку! “Донна Нина, бельма

Вам выцарапаю!” Засов

Тут скрипнул. Целый рой бесов

Нам под ноги – и остов клячи!

Я – в судороге. “Taci, taci, —

Mi’аngelo! [8]Не то – в огонь!”

Трикраты поплевав в ладонь

И в ноздри мне дохнув трикраты,

Старуха – сам шельмец рогатый

Так не смердит —

Капеллан, пожав плечами, отходит.

У бабки с рук

Меня хватает – и в сундук

Вниз головой! “Молчи как мышка!”

И с донной Марцией – на крышку!

Чту, тут пошло! Уж ту был гул!

Уж ту был грохот! “Вельзевул!

Вниз головой свечу в три пуда

Тебе поставлю! Сделай чудо!”

Крик бабушки: “Яви любовь!

Останови младую кровь!”

Крик ведьмы: “Чаю!” Бабки: “Чаю!

Тебе младенца посвящаю!”

Крик ведьмы: раз! крик ведьмы: два!

Крик бабки: стой!!! – Но тут слова

Такие уж пошли и скрежет

Такой бесовский —

Польская гостья, украдкой крестясь, отходит.

что – пусть режут!

Пусть жарят! – изловчился вдруг

И – головой прошиб сундук!

И к донне Марции на ручки!

А ведьма: “Отстояли внучка!

Теперь ему другой закон, —

Вторым крещением крещен!”

И, смраду завязавши в узел,

Мне пуд нос тычет: “Как в союзе

Дым и огонь, перст и ладонь,

Всадник и конь, – так в этот узел

Я кровь твою стянула. Вновь

Цвесть будешь ты – всем на любовь.

Еще приказываю прямо

На спинке спать, и будет дама

К тебе с визитом из трубы.

А если за мои труды

Хоть слово ты о том, что видел

И слышал... то – не будь в обиде,

Коль шейку... Понял? – Ну, смотри!”

А час спустя после зари...

Первые звуки менуэта. Последний слушатель – Венская гостья – бабочкой выпархивает в дверь. Вокруг Казановы – никого. Он – в пустоту – со все возрастающим жаром.

...Уж полная луна вставала

Предстала мне из мглы канала —

(утишая голос)

Не смею имени назвать —

Венеции младая мать

И соименница, из пены

Как тб – возникшая. Колена

Я жарко обнял ей. Она ж,

Дивясь на юный возраст наш,

Как нехотя, с улыбкой важной

Нам плащ свой приоткрыла влажный...

И вот, на лбу моем, меж струй

И водорослей – поцелуй...

Когда ж пурпурно-бирюзовый

День занялся...

СТАРЫЙ КАМЕРДИНЕР

(в дверях, громким шепотом)

Герр Казанова!

КАЗАНОВА

(спросонок)

Что? Кто? Ни с места! Что? Раздет!

Не принимаю.

СТАРЫЙ КАМЕРДИНЕР

Я портрет

Принес вам.

КАЗАНОВА

Что за лепет вздорный?

Что за портрет?

СТАРЫЙ КАМЕРДИНЕР

Сказать зазорно,

В каком, поганейшем из мест,

Висел...

КАЗАНОВА

(принимая из его рук портрет, вглядываясь)

Что значит?

СТАРЫЙ КАМЕРДИНЕР

Вот вам крест,

Бог покарай меня подагрой! —

Никто другой, как энтот наглый

Рифмач. Ловкач до этих штук-с!

КАЗАНОВА

(широко раскрывая глаза)

Плащ... Водоросли...

(И – отчаянным криком.)

Замок Дукс!!!

Книгохранилище замка Дукс, в Богемии. Темный, мрачный покой. Вечный сон нескольких тысяч книг. Единственное огромное кресло с перекинутым через него дорожным плащом. Две свечи по сторонам настольного Ариоста зажжены только для того, чтобы показать – во всей огромности – мрак. Красный, в ледяной пустыне, островок камина. Не осветить и не согреть. На полу, в дальнедорожном разгроме: рукописи, письма, отрепья. Чемодан, извергнув, ждет.

Озноб последнего отъезда. Единственное, что здесь живо, это глаза Казановы.

И надо всем – с высот уже почти небесных – древняя улыбка какой-то богини.

Казанова, 75 лет. Грациозный и грозный остов. При полной укрощенности, рта – полная неукрощенность глаз: все семь смертных грехов. Лоб, брови, веки – великолепны. Ослепительная победа верха.

Окраска мулата, движения тигра, самосознание льва. Не барственен: царственен. Сиреневый камзол, башмаки на красных каблуках времен Регентства. Одежда, как он весь, на тончайшем острие между величием и гротеском.

Ничего от развалины, все от остова. Может в какую-то секунду рассыпаться прахом. Но до этой секунды весь – формула XVIII века.

Последний час 1799 года. Рев новогодней метели.

КАЗАНОВА

(над сугробом бумаг)

Теперь посмотрим этот хлам

Бумажный...

(Читает)

“Хочешь, пополам

Поделим: мне, дружок, урок,

Вам – розы...” Помню назубок!

Тереза? Нет, Манон! – Осел!

“Когда ты от меня ушел,

Я долго, долго...”

(После каждого отрывка, комкая, швыряет письмо в сторону.)

“Черный ад

Вам уготован. Вот назад

Вам перстень ваш. Люблю”. Бедняжка.

Монашка! От кольца – бумажка

Одна. А это что? “Вассал!

Нам Бог наследника послал.

Вы крестный”.

(Смеясь.)

Понимаю, крестный!

Проказница! – “Вы мне несносны,

И если б не твои, злодей,

Глаза... Готовьте лошадей,

Держите наготове шпагу...”

Воительница! “Под присягой

Клянусь: патрицианки зов

Весь остров Корфу до зубов

Вооружит...” Стих из Талмуда...

“Не забывайте!” – “Не забуду”.

“Все позабуду!” – “Нынче в пять,

Вы крестите...” Уже опять

Крещу? “Тебя любить – как в шахту

Без фонаря...” – “К тебе вся шляхта

Ревнует...” – “Обошлись с сестрой:

Ей день, мне ночь...” – “Волны морской

Мгновенней...” – “Жизнь в твоей ладони!”

“В моем туманном Альбионе

Нет черных глаз...” – “За сей Эдем

Всей вечностью плачу. М. М.”.

Ты вечностью, а я подагрой!

А это что? Абракадабра

Какая-то!..

(Отшвыривает, берет новое.)

“Жги до костей!

Неистовостию страстей

Прославлены венецианцы”.

“Нет женского непостоянства,

Есть только миллионы уст

Пленительных...” – “Клянусь, клянусь...”

“Я в ревности страшнее тигра!”

“Ты нами в кости был разыгран, —

Мой выигрыш!” – “Живу – права,

Помру – отправят!” Какова? —

“Всю кровь мою отдам, чтоб плакал!”

А это что? Таких каракуль

Не видывал! Ни дать ни взять,

Побоище! Должно быть, мать

Водила детскою ручонкой:

“Все кости мне прожег... печенки...”

Безграмотно, но как тепло!

“Пусть филином тебя в дупло

Забьет отмщающая старость!”

“Так медленно сгорал твой парус,

Лазурный огибая мыс

Коралловый...” – “Вернись! Вернись!”

“В тот день, когда, поняв, что – вот он!..”