Вениамин Смехов - В один прекрасный день...

– Не надо. Все ясно. Зерчавкин был сердит?

– Нет-нет. Даже сказал: «Ну, привет ему огромный».

– Значит, очень сердит. Позвоню. Дальше.

– Дальше – мама.

– Черт, сейчас позвоню.

– Да уж, маме надо звонить, дорогой мой. Посмотрим, как твои деточки с вашим воспитанием…

– Хорошо, теть Лиз. Ленке котлета в холодильнике, слева от морозильника. И огурец не забудьте!

– Не забуду. Ой, забыла: Дима Орлов едет в Голландию не в мае, а через два, что ли, дня. Велел позвонить. Так. Это я сказала. Ну, все. Опять девица в трубку дышала, повесила. И какая-то спросила тебя, хихикнула: «Привет ему от Нади». Надя – это кто?

– Никто, теть Лиз. Так же как и Маруся, и Перепетуя. Спасибо, родимая. Целую крепко – ваша репка. Ленка – чтобы отдохнула. У нее тяжелый был день.

– Я знаю, две математики. Маме не забудь.

– Целую!

Звонок маме. Занято. Бегом – к директору. Время – 12.35.

– Лукьян Михалыч, на одну минутку.

Директор не внемлет, лежит всем телом на трубке телефона. Слушает. Леонид обводит глазами кабинет. Под потолком – раз, два, шесть, семь – тридцать одна афиша. Желтеют листы шестидесятых годов. А вон первая в жизни актера Павликовского, пять лет назад, октябрь. И дома такая же висит, е коридоре – вся исчерканная автографами поздравлений. «Леониду – счастливого плавания», «Леонид Алексеевич – так держать», от самого главрежа. Тогда сиял и дрожал, глядя на его подпись. Теперь, через пять лет, пожалуй, тот больше дрожит: подведет его Павликовский, уедет ли сниматься, или не подведет… Смешная жизнь. «Искреннее пожелание Леониду Павликовскому – триумфа на подмостках. Виктор Тополев». «Целую, Лёня, – твоя Тоня». След от раннего романа с будущей змеей и сплетницей – Калинецкой. Тамара из-за этой надписи чуть не разводиться бросалась. Пожалуй, бросайся, да только не из-за такой смазливой дурочки. Эх, жёны, ненадежно ваше чутье. Впрочем, и наше, должно быть. Эх, стало быть, мужья. Будемте взаимно бережливы и, обходя запретные темы и проплывая подводные рифы, да не потешим мещанские уши кое-каких наседок-недобрососедок. Вот мы с Тамаркою вдвоем замечательно, чего скрывать, живем. Ну, не всегда. Но общезнаменательно – в общем, замечательно. В душу дружка к дружке не лезем. Если ей молчится – я жду. Сама все, что надо, откроет. Но главное – оба отходчивые, это раз. И очень, очень важно прожиты первые – от студенчества до детей – годы. Теперь столько капиталу, такая бездна воспоминаний – ты куда от них уйдешь? Плюс дети ранние, трудно вошедшие в жизнь, через болезни, через жилнеурядицы. Только четыре года живут Павликовские одни в двухкомнатной. А до переезда его родителей в Черемушки то у них, то у тещи целым табором цыганились. Афиша «Рядом – человек!» висит гордо, словно не знает собственной судьбы. Спектакль не вышел, не увидел света рампы, пышно выражаясь. Как говорится, по не зависящим от редакции обстоятельствам. Да, в редакцию, позвонить. Слава богу, директор встал с трубки, навалился на стол всею своею заслуженной, орденоносной грудью.

– Лукьян Михалыч, когда же вечер отдыха будем делать? Вам Александр Моисеич из Дома актера звонил, мне звонил. У вахтанговцев вечер был, у «Современника», у «Таганки» был, а мы что – рыжие с вами?

Директор расправил плечи. Звонок. Секретарь по селектору: «Лукьян Михалыч, управление на проводе. Дошкин Михаил Сергеич».

– Да Михал Сергеич, сделано. Нет, на май переносим. Когда смета? Послезавтра? Пишу. Есть. Будет сделано И вам того же.

Надо бы еще посуровее. Разговор должен озадачить директора, иначе дело не выгорит. Но – не торопить. «Служенье муз не терпит суеты».

__ Так что, Леонид Алексеич, мой дорогой? Вот вы и решайте. Я дал «добро». Давайте список, распорядок вечера, кто за что отвечает…

– Это не ответ.

– Почему не ответ? Ответ.

– Нет, не ответ. Меня здесь мало и Кулича мало. Мы готовы, мы-то все сделаем. Как всегда – одни хлопочут, а другие на готовеньком.

– Вот завтра производственное совещание в три часа…

– Меня не будет. Съемка.

– Вот, вас не будет. А кто же тогда будет?

– Вы, Лукьян Михалыч, вы должны призвать народ. Заручиться не только согласием, но и призвать к ответственности. Вечер завалить нельзя. Какой фильм заказывать, каких гостей приглашать – пускай не мы с вами, пускай народ решает. Чтоб не кисли потом, как иждивенцы: мол, что за вечер отдыха, у МХАТа было веселее! У нас должно быть веселее!

– Но вы с Куличевым беретесь капустник делать?

– Да мы-то как юные пионеры. Всегда готовы. Кулич и я, я да Кулич – вечные козлы отпущения. Пускай скажут люди – кто точно придет, какой день удобнее, по скольку собирать на ужин, и чтобы дураков не приглашать, как тогда в ЦДРИ. Скучища и полупьяные рожи абсолютно посторонних…Селектор: «Лукьян Михалыч, строительное управление на проводе. Наталья Иванна».

– А, приветствую, мои дорогие. Да уж, обижаете. Где же ваши сроки? Так дело не пойдет…

Все, горит Павликовский. 12 часов 40 минут. И тоскливый взгляд за окно: пролетело три пустых такси. А выйдешь на улицу – ни одного. Пора к делу приступать. Да вешай же ты трубку, директор Михалыч.

– Договорились, Наталья Иванна… Записал. И на Уильямса? Записал на двадцать третье. Всего наилучшего.

– Лукьян Михалыч, пока не забыл. Мне на Уильямса и на «Отелло» два.

Он встал за спиной директора, сам ему пролистал книгу записей. Тот без звука вписал фамилию Леонида, хотел было продолжить беседу…

– Ну, и на «Поиски» для ровного счета – два. Не на мою, на фамилию Орлов, гигант мысли, комендант дома, все от него, вся жизнь. Спасибо.

– Значит, вот что. Вы дайте список ваших предложений и кто за что отвечает, Леня, и завтра – никаких съемок. Слишком легко бегаете от собраний. Ваша же инициатива…

Селектор: «Лукьян Михалыч, вас жена – будете говорить?»

– Лукьян Михалыч, не смею мешать, – и Леонид пулей выскочил из кабинета.

У главного администратора.

– Матвей Борисыч, привет. Два слова. Горю. Фамилия Дружинина. «Отелло» тридцатого марта. Можешь?

– Видишь ли, гений, я-то все могу. Но на тридцатое…

– Все, дружба врозь! Я страшен, Матвей, я страшен, когда мщу!

– Анекдот о двух самолетах рассказать?

– Расскажи! Вот тебе, сам листок раскрываю. Сам авторучку в ручку всовываю. Умоляю, ты лучший в мире и даже в нашем районе администратор – пиши фамилию Дружинина. Детский врач…

– Ты анекдот будешь слушать?

– Слушаю, весь напрягся. Написал? Спасибо. Ой!!

– Что с тобой?

– Опоздал я. Извини, вечером не забудь – расскажи.

– Ну, комик, ну, циркач!

Что верно, то верно. Теперь для вседержителя и для Дины Андреевны. В кассе, после поцелуев тощих пальцев в тучных жемчугах Эллы Петровны…

– Элла, я веревочку принес.