Ги Мопассан - Слова любви. Рассказы. Перевод Елены Айзенштейн

Он никогда не жил ничем, кроме охоты, и старел, не сомневаясь в правильности этого и не замечая этого. Однажды вдруг он почувствовал атаку ревматизма и два месяца был вынужден оставаться в постели; он чуть не умер от печали и скуки. Поскольку у него не было служанки, на его кухне хозяйничал старый слуга, он не получал ни горячих компрессов, ни маленьких забот – ничего из того, что нужно больным. Его слуга был его медицинской сестрой, и этому молодцу было скучно не меньше, чем его хозяину; день и ночь он спал в кресле, пока барон ругался и раздражался между двух простынь.

Дамы де Курвиль приходили иногда навестить его; это были для него часы спокойствия и благополучия. Они готовили для него чай, заботились об очаге, любезно подавали ему завтрак в постель; и, когда они уходили, он бормотал: «Боже мой! Вы должны здесь жить». И от всего сердца они смеялись.

Когда ему стало лучше и он начал охотиться на болоте, он пошел вечером поужинать со своими друзьями; но у него больше не было задора и веселости. Бесконечная мысль мучила его: страх перед открытием охоты быть повторно захваченным болезнью. Когда настало время уходить, тогда женщины покрылись шалями, а он закутался в шейный платок, и в первый раз в жизни он пробормотал: «Если это повторится, я человек конченный». Когда он ушел, мадам Дорнето сказала своей матери: «Нужно женить барона».

Весь свет понялся на ноги. Почему до сих пор мы не подумали об этом? Все вечера стали искать среди вдов, которых знали, и выбор остановился на женщине лет сорока, еще красивой, достаточно богатой, с хорошим настроением и хорошо сложенной, на мадам Берте Вилерс.

Ее пригласили провести месяц в шато. Ей было скучно, и она приехала. Она была разговорчива и весела. Мосье де Кутелье ей сразу понравился. Она играла с ним, как с живой игрушкой, и целые часы проводила, лукаво спрашивая его о чувствах кроликов и кознях лисиц. Он на полном серьезе отличал разные способы поведения разных животных, он ей сообщал планы и тонкие рассуждения, как человек знающий. Внимание, которое она ему оказывала, восхищало его; и однажды, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение, он взял ее на охоту, что он еще никогда не делал ни для одной женщины. Приглашение было так забавно, что она приняла его. Сами сборы на охоту стали для него праздником; все узнали об этом и что-то ему предлагали; она появилась в костюме амазонки, в сапогах, в мужском трико, в короткой юбке и в бархатном пиджаке, слишком узком у горловины, и в кепке служащего, ухаживающего за собаками.

Барон казался взволнованным, как если бы он делал свой первый выстрел из ружья. Он кропотливо объяснял ей направление ветра, различные собачьи повадки, тип охоты на дичь; затем он подтолкнул ее в поле и следовал за нею шаг в шаг, с заботой кормилицы, которая следит за своим выкормышем, делающим первые шаги.

Мёдор нашел, пополз, остановился, поднял лапу. Барон позади своей ученицы, казалось, дрожал, как лист. Он пролепетал: «Внимание, внимание, куро… куро… куропатка…»

Еще ничего не закончилось, как сильный шум сотряс землю, брр, брр, брр – и полк больших птиц, стуча крыльями, поднялся в воздух. Испугавшись, мадам Вилерс закрыла глаза и, выпустив два патрона, отступила на шаг под действием толчка ружья; потом, когда самообладание вернулось к ней, она заметила, что барон танцует, как безумный, а Мёдор тащит за хвосты двух куропаток.

Начиная с этого дня, мосье де Кутелье влюбился в нее.

Поднимая глаза, он сказал: «Какая женщина!» – и теперь все вечера он приходил, чтобы поговорить об охоте. Однажды мосье де Курвиль, который провожал гостя и слушал его восторги про новую подругу, вдруг спросил: «А почему бы тебе не жениться на ней?» Барон был захвачен врасплох: «Мне? Мне? Жениться? Но… на самом деле…» И он замолчал. Потом, поспешно сжав руку своего товарища, он пробормотал: «До свидания, мой друг», – и большими шагами исчез в ночи.

Три дня его не было. И, когда он появился вновь, он был бледен от размышлений и более серьезен, чем обычно. Он отвел де Курвиля в сторону: «У вас была известная вам идея. Попытайтесь приготовить меня к принятию ее. Боже мой, женщина, как эта, можно сказать, создана для меня. Мы охотимся вместе весь год».

Де Курвиль, уверенный, что ему не откажут, ответил: «Задайте ваш вопрос сразу, мой дорогой. Хотите ли вы, чтобы я это взял на себя?» Но барон сразу засомневался и пролепетал: «Нет, нет… нужно сначала, чтобы я сделал маленький вояж, маленький вояж… в Париж. И вот когда я вернусь, я окончательно вам отвечу». Не дав других разъяснений, назавтра он уехал.

Поездка длилась долго. Неделя, две недели, три недели прошли, мосье де Кутелье не возвращался. Де Курвили, удивленные, обеспокоенные, не знали, что сказать его подруге, которую они должны были предупредить о возвращении барона. Каждые два дня они отправляли к нему за новостями; никто из слуг ничего не получал.

Однажды вечером мадмуазель Вилерс пела в сопровождении фортепиано, служанка в великой тайне пришла, чтобы отыскать господина де Курвиля, так как его спрашивал мосье. Это пришел барон, изменившийся, постаревший, в дорожном костюме. Увидев своего старого друга, он схватил его за руки и немного усталым голосом сказал: «Я хочу вам сказать сразу… что это… это дело, которое вы знаете, вы хорошо знаете, невозможно».

Мосье де Курвиль в изумлении посмотрел на него: «Как? Невозможно? И почему?»

– Не спрашивайте меня, я вас прошу, это было бы слишком мучительно говорить, но будьте уверены, что я действую…, как честный человек. Я не могу… Я не имею права, вы слышите, права, жениться на этой даме. Я ждал, что она уедет, чтобы вернуться к вам; прощание было бы слишком мучительно. Прощайте.

И он тотчас ушел.

Вся семья рассуждала, спорила, предлагала тысячу причин. Решили, что великая тайна заключена в жизни барона, у которого, может быть, были свои дети, старая связь. Дело казалось серьезным; и, чтобы не входить в сложные перипетии, они искусно предупредили мадам Вилерс, которая, как и раньше, вернулась домой вдовой.

Прошло еще три месяца. Однажды, когда мосье Кутелье как следует пообедал и немного покачивался от выпитого, он, куря трубку вместе с мосье де Курвилем, сказал ему:

– Если бы вы знали, как часто я думаю о вашей подруге, вы бы сжалились надо мной.

Поведение барона в этот момент было слегка скомканным. Де Курвиль живо высказал ему свою точку зрения:

– Боже мой, мой дорогой, когда бы не тайны в существовании, не стоило начинать, как сделали вы, потому что вы, конечно, могли предвидеть причину вашего бегства.

Сконфузившись, барон перестал курить.

– И да, и нет. В конце концов, я бы не поверил в случившееся.

Мосье де Курвиль в нетерпении сказал: