Монах Салафиил (Филипьев) - Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя

Что ещё упустил?

Ах, да. Соловьи прославят Пасху Христову весной! Разольются по афонским весям соловьиные трели. И хотя потом эти прекрасные певцы замолчат, пасхальный мотив не покинет Святую Гору никогда. Удел Божией Матери на земле — всегда пасхален, даже Великим Постом. Ведь пасхальность — это чувство возвращения блудного сына к Отцу, чувство обретения Бога, Богообщения, непрестанной молитвы.

Потом наступит отдых после летней жаркой элладской страды, вновь вернётся зелёно-золотая осень.

И вновь кто-то перекрестится и, глядя с высот на эту воистину неземную-земную красоту, скажет: «Слава Тебе, Господи, сотворившему всё сие! Благодарение Пресвятой Богородице, хранящей в Своём Уделе красоту природы и, главное, нетленную красоту душ многих поколений святогорцев!».

Путь к этой духовной, нетварной, обоженой, Фаворской красоте — покаяние и непрестанная молитва Иисусова.

Из святогорских раговоров:

~ «Умное делание — не давать ходу помыслам о другом человеке, так как судить о другом — это значит предавать себя бесовским мечтаниям, ибо знать, каков человек, мы никогда не можем».

~ «Быть пустынником значит уметь прыгать на одной ноге. Чтобы, готовясь к заброске в пустыню, успеть сделать всё и сразу. И уже в пустыне воплотить то, о чём пишут святые отцы».

~ «Кавказский пустынник отец Кассиан рассказывал, что однажды принёс в келью вино, попробовал и бросил в обрыв. Это он к тому говорил, что невозможно пустыннику иметь в келье алкоголь, тем более пить его».

~ «Кавказ — оазис великой монашеской свободы. Очень настоящая жизнь, в которой пустынники отвергали всякую ложь и всякий спектакль.

Там ведь один неосторожный выход в город — это привод в отделение милиции.

Тогда был очевиден разительный контраст между жизнью пустынников и жизнью местных, ведь Абхазия, по поговорке советского времени, — это золотой зуб в челюсти Грузии».

~ «Пишущему человеку важно не находиться в состоянии поражённости самим собой: «Ой, какой я необычный!», — в чём и состоит подлинное поражение.

Духовный уровень писателя определяется смирением и тем, насколько он догадывается о глубине и величии Промысла Божия, а также тем, насколько он осознаёт включённость всех людей и свою собственную в этот благой и мудрый Промысел».

Последние дни ежедневно час-другой совершаю прогулки с молитвой Иисусовой. Ещё тёплые предзакатные часы жаль проводить в келье. Сейчас стемнело, можно и в келье сидеть.

Сегодня наблюдал, как фронт облаков переваливал через хребет с запада и медленно заполнял наше ущелье. Облака двигались необычно торжественно и тихо. Ветра будто вовсе не было. Заходящее солнце временами проглядывало сквозь тучи и казалось сделанным из белого сияющего металла. Холодные зимние тона уже зримы.

В густых сумерках проходил мимо Ипатьевской каливы, из труб поднимался дым. Вспомнил, как почти год назад провёл первые дни на Ипатьевской: также топилась печь, дымок струился из трубы, мирно горела лампада. А я сидел в келье, молился, читал преподобного Силуана Афонского и ликовал сердцем в пустыне, отогреваясь после ледников мира, где по своей же вине чуть не застыл навеки...

Это светлое, животворящее, благодатное чувство покаянного молитвенного уединения, исихии, пустыни душа переживает до сих пор. Дай Бог, чтобы не утратить его никогда. Как же нужно дорожить тишиной и покоем во Христе!

Однажды я написал на обложке тетради этого дневника:

«Посвятить остаток жизни: покаянию, Иисусовой молитве, пустынножительству, ради Христа. Если Бог даст».

К этому нечего добавить. Только бы не забывать, не отвлекаться, не размениваться, не страшиться. Только бы жить покаянием, Иисусовой молитвой и пустыней до конца. Ибо верует душа, что такая жизнь духовно-безболезненно, непостыдно, мирно переходит в жизнь вечную. Подобно сегодняшним облакам, без суеты, торжественно и верно пересекавшим горный хребет. А там уж и откроются высоты Царствия Небесного...

09:30

И радости, и скорби — всё равно радости, если они — по воле Твоей Святой, Господи.

У меня в келейке пятнадцать образов Пресвятой Богородицы. Хоть и малая, но Богородичная обитель. А стоит она на склоне великой Богородичной обители — Святой Горы Афон.

Пресвятая Богородица, помогай нам!

17:45

Пустынный Афон в разгар осени не прекрасен... он великолепен!

Свежий воздух раздвинул горизонты. Стало видно и слышно бурлящее море. Верхние склоны пламенеют рыжей листвой. Желтолистая осень поднимает флаг над своими островками по всей высоте гор.

Облака клубятся. Одни из них, словно величественные фрегаты, теснят прочие мелкие судёнышки. Другие облака похожи на льдины. Будто смотришь на ледоход из-под воды. Солнце блеснёт в прогалине облаков и надолго скроется, напоминая о себе лишь далёкими рдяными прожилками на горизонте.

Мужественная, подвижническая красота афонской пустыни. Трезвящая мудрая осень.

Идея священнобезмолвия — священной молитвенной тишины была так ясна и близка отцам ещё и потому, что они жили в горах и пустынях. То есть в местностях, где ветры особенно сильны, постоянны и неукротимы. Радость тишины здесь ощутимее, а смысл тишины понятнее, чем на равнине.

Господь хочет дать нам много, очень много. Гораздо выше и больше того, чем мы можем себе представить. Отсюда — вся важность земного задания, стоящего перед каждым человеком.

На земле таинственность Промысла остаётся прикровенной, в полноте она откроется только «там». А на все здешние «почему» есть такой утешительный ответ: «Если это так, то это так».

Уж Господь-то знает, как лучше.

05:00

Молитва Иисусова даёт повод услышать своё сердце. И выясняется, что я не помню о сердце, а оно ведь живёт своей интенсивной жизнью. Точнее оно живёт моей жизнью, а я — его...

Сердце, сердце, куда несёшься ты? Куда так спешишь, словно боишься не успеть? Но ты право, а я не прав в своей медлительности и забывчивости. Недалеки от нас воры времени — демоны, и потому нужно дорожить временем жизни, ценить каждое мгновение, чтобы успеть главное.

Про сердце говорят: «Стучит». Стучится в дверь совести, напоминает о неведомом, но конечном сроке земной жизни. Ещё про сердце говорят: «Бьётся». Про что в русском языке говорят «бьётся»? Сердце бьётся, как волна о камень, как птица в клетке, как ратник на поле битвы.

Бьётся сердце, чтобы пробиться к Богу, чтобы мне, толстокожему, напомнить о Творце моём, указать на Спасителя моего.