Владимир Рыбников - Сыны Перуна

Они внесли свой стиль в уже сложившуюся культуру протославян Центральной Европы, и не более того. Из этого следует, что скифские племена – это тоже русы, да и не только они. К сожалению, со времени приехавших в Россию на заработки немецких ученых, таких, как Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлецер, активных пропагандистов норманской теории, мало что изменилось. Очень часто в исторической науке название славян – русы производится от какого-то скандинавского племени русов, а русская государственность – из факта призвания князя этого маленького племени Рюрика княжить в Ладоге. Согласно летописному своду «Повесть временных лет», составленному монахом Нестором в ХII веке, призвавшие Рюрика жители Ладоги сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, придите и володейте нами». Эти слова пришлись по вкусу Миллеру и Шлецеру, но в лице М.В. Ломоносова они нашли оппонента, который гораздо лучше знал историю славян-русов, которых он назвал «росами», чем немецкие «историки». Казалось бы, нелепая идея о призвании врагов славян-русов – скандинавских викингов «прийти и володеть» не могла претендовать на большее, чем странную гипотезу монаха Нестора. Тем более что летопись писалась спустя три столетия после предполагаемых событий и сразу начиналась с ошибок, которые определили историки. Например, в «Повести временных лет» вместе с князем Рюриком прибыли два его брата – Синеус и Трувор. Однако историк В.Н. Балязин, собравший очень большое количество исторических фактов и подтверждающих их достоверность документов, рассматривает слова Нестора не более как легенду, а в отношении двух братьев пишет, что «в наше время эту версию ученые подвергли сомнению, ибо слова «синеус и трувор» по-древнескандинавски означали: «со своей верной дружиной» (4, с. 16).

Как видим, за два прошедших столетия русским историкам давно можно было разобраться с легендой Нестора. Увы! Историки дружно на эту тему молчали или вспоминали исторические труды Н.М. Карамзина, который, согласно официальной версии, был согласен не только с сомнительной легендой Нестора, но и с норманской теорией Миллера и Шлецера. При этом совершенно не упоминаются удивленные слова самого Н.М. Карамзина: «Начало российской истории представляет нам как удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай: славяне добровольно уничтожают свое древнее народное правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями» (14, с. 64). К сожалению, Н.М. Карамзину не были известны исторические труды М.В. Ломоносова, которые сразу после его смерти исчезли или долго, как «Возражения на диссертацию Миллера», пылились в архивах. В чем же расходился Ломоносов М.В. с Миллером Г.Ф. и какова роль А.Л. Шлецера в этом очень любопытном историческом споре? Отвечая на этот вопрос, нельзя не коснуться биографии Г.Ф. Миллера и А.Л. Шлецера. Как известно, Миллер с 1748 г. являлся «официальным российским историографом», но, собрав в России большое количество архивных материалов, в том числе и летописей, пригласил их осмыслить не русских ученых, а своего соотечественника А.Л. Шлецера. За хорошие деньги А.Л. Шлецер согласился и по приглашению Г.Ф. Миллера в 1761 г. приехал в Петербург. Нетрудно догадаться, по чьей протекции А.Л. Шлецер в 1765 г. был назначен академиком по русской истории.

В том же году умирает М.В. Ломоносов, который сразу понял, какую русскую историю пишет А.Л. Шлецер, и вошел с немцами в очень серьезный конфликт. А.С. Пушкин писал, что «Ломоносов – это наш университет», но мало кому известно, что немцы этот «университет» пытались надолго упрятать в тюрьму и от тюрьмы его спасла императрица Екатерина II. Она была немкой, но очень умной и любопытной женщиной, читавшей летописи. К удивлению немцев, придворных историков, Екатерина составила совсем иное мнение о русской истории, чем Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлецер Об этом она сообщила М.В. Ломоносову, побывав у него дома, что сразу охладило пыл многочисленной в Академии наук «немецкой партии», отложившей расправу над М.В. Ломоносовым до лучших времен. Изучив русскую историю, А.Л. Шлецер ее отредактировал, как мог, и в 1767 г. вернулся в Германию, но не с пустыми руками. В Германию прихватил не пустяки, зачем они ему были нужны? – а какие-то очень ценные летописи и архивные материалы. У себя на родине он стал пропагандировать норманскую теорию происхождения слова русы и русского государства. В 1809 г. на немецком языке был опубликован, как считается, его главный труд «Нестор, русские летописи на древнеславянском языке».

Как видим, немцы наследили в нашей истории, и очень хорошо, на два столетия, но нас интересуют не их замеченное императрицей Екатериной желание уменьшить исторические рамки и величие русской истории, а то, что мог узнать из первоисточников Ломоносов М.В. и затем использовать в своих критических замечаниях на диссертацию Г.Ф. Миллера. Через него можно найти историческую нить если не к истокам славянской цивилизации, то к истокам Древней Руси, поскольку и он мог, не только Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлецер, воспользоваться собранными в Академии наук историческими документами.

В своих «Возражениях на диссертацию Миллера», которые практически никогда не публикуются в учебниках, пропагандирующих норманскую теорию происхождения Руси, М.В. Ломоносов утверждал: «…варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною…» (23, с. 54). Сказано кратко и ясно, но возникает вопрос, а каких славян называли в то время варяги, которых знал Константинополь и называл их славянами-русами? Как ни странно, но по этому вопросу сохранились исторические свидетельства.

Адам Бременский, германский хронист, писал о ваграх (варягах) в своих «Деяниях священников Гамбургской церкви», законченных около 1070 года. О ваграх-варягах упоминает и Гельмгольд в известной «Славянской хронике» (сер. XII века): «Ольденбург, тот, что на славянском языке зовется Стариград, то есть старый город, расположен в земле вагров, на западной стороне Балтийского моря и является пределом Славии… Город же этот… населяли храбрейшие мужи, так как, находясь на переднем крае всей Славии, они имели соседями данов и саксов и все военные столкновения или сами первыми начинали или, если нападали другие, принимали удар на себя…» (23, с. 54). Этот пример наводит на мысль, что у славян не только на уровне рода и племени соблюдался ведический принцип иерархии, главный принцип организации общества, но и, очевидно, в рамках межплеменных союзов были те, кто по уговору должен был охранять границы Славии, вести Праведный суд и (Ра)с(праву). Стоит ли после этого удивляться, что «вряги-вагры», наводившие ужас на Западную Европу, появившись среди ильменских славян, «правили ими без угнетения и насилия, брали дань легкую и наблюдали справедливость» (14, с. 65).