Платон - Софист

Теэтет.Конечно, надо так сделать.

Чужеземец.Самые главные роды, которые мы теперь обследуем, это само бытие, покой и движение.

Теэтет.Да, это самые главные.

Чужеземец.И о двух из них мы говорим, что они друг с другом несовместимы.

Теэтет.Несомненно.

Чужеземец.Напротив, бытие совместимо с тем и с другим. Ведь оба они существуют.

Теэтет.Как же иначе?

Чужеземец.Следовательно, всего их три.

Теэтет.Бесспорно.

Чужеземец.Каждый из них есть иное но отношению к остальным двум и тождественное по отношению к себе самому.

Теэтет.Так.

Чужеземец.Чем же, однако, мы теперь считаем тождественное и иное? Может быть, это какие-то два рода, отличные от тех трех, но по необходимости всегда с ними смешивающиеся? В этом случае исследование должно вестись относительно пяти существующих родов, а не трех, или же, сами того не замечая, мы называем тождественным и иным что-то одно из тех [трех]?

Теэтет.Может быть.

Чужеземец.Но движение и покой не есть, верно, ни иное, ни тождественное?

Теэтет.Как так?

Чужеземец.То, что мы высказали бы сразу и о движении и о покое, не может быть ни одним из них.

Теэтет.Почему же?

Чужеземец.Движение тогда остановится, а покой, напротив, будет двигаться; ведь одно из этих двух, какое бы оно ни было, вступая в область обоих, заставит иное снова превратиться в противоположное своей собственной природе, поскольку оно причастно противоположному.

Теэтет.Именно так.

Чужеземец.Ведь теперь оба они причастны и тождественному и иному.

Теэтет.Да.

Чужеземец.Поэтому мы не должны говорить ни о движении, что оно тождественное или иное, ни о покое.

Теэтет.Конечно, не должны.

Чужеземец.Но не следует ли нам мыслить бытие и тождественное как нечто одно?

Теэтет.Возможно.

Чужеземец.Но если бытие и тождественное не означают ничего различного, то, говоря о движении и покое, что оба они существуют, мы назовем, таким образом, и то и другое, как существующее, тождественным.

Теэтет.Но это невозможно.

Чужеземец. Значит, невозможно, чтобы бытие и тождественное были одним.

Теэтет.Похоже на это.

Чужеземец.В таком случае, не допустим ли мы рядом с тремя видами четвертый: тождественное?

Теэтет.Да, конечно.

Чужеземец.Дальше. Не следует ли нам считать иное пятым [видом]? Или должно его и бытие мыслить как два названия для одного рода?

Теэтет.Возможно.

Чужеземец.Впрочем, думаю, ты согласишься, что из существующего одно считается [существующим] само по себе, другое же лишь относительно другого.

Теэтет.Отчего же не согласиться?

Чужеземец.Иное же всегда [существует лишь] по отношению к иному. Не так ли?

Теэтет.Так.

Чужеземец.Не совсем, если бытие и иное не вполне различаются. Если бы, однако, иное было причастно обоим видам как бытие, то одно из иного было бы иным совсем не относительно иного. Теперь же у нас попросту получилось, что то, что есть иное, есть по необходимости иное в отношении иного.

Теэтет. Ты говоришь так, как это и обстоит на самом деле.

Чужеземец.Следовательно, пятой среди тех видов, которые мы выбрали, надо считать природу иного.

Теэтет. Да.

Чужеземец.И мы скажем, что эта природа проходит через все остальные виды, ибо каждое одно есть иное по отношению к другому не в силу своей собственной природы, но вследствие причастности идее иного.

Теэтет.Именно так.

Чужеземец.Об этих пяти [видах], перебирая их поодиночке, мы выразились бы так…

Теэтет.Как именно?

Чужеземец. Во-первых, движение есть совсем иное, чем покой. Или как мы скажем?

Теэтет.Так.

Чужеземец.Таким образом, оно — не покой.

Теэтет.Никоим образом.

Чужеземец.Существует же оно вследствие причастности бытию?

Теэтет.Да.

Чужеземец. И опять-таки движение есть иное. чем тождественное.

Теэтет.Да.

Чужеземец.Значит, оно — нетождественное.

Теэтет.Конечно, нет.

Чужеземец.Однако оно было тождественным вследствие того, что все причастно тождественному.

Теэтет. Да, и очень.

Чужеземец.Надо согласиться, что движение есть и тождественное и нетождественное, и не огорчаться. Ведь, когда мы назвали его тождественным и нетождественным, мы выразились неодинаково: Коль скоро мы называем его тождественным, мы говорим так из-за его причастности тождественному в отношении к нему самому; если же, напротив, мы называем его нетождественным, то это происходит вследствие его взаимодействия с иным, благодаря чему, отделившись от тождественного, движение стало не этим, но иным, так что оно снова справедливо считается нетождественным.

Теэтет.Несомненно, так.

Чужеземец.Поэтому, если бы каким-то образом само движение приобщалось к покою, не было бы ничего странного в том, чтобы назвать его неподвижным.

Теэтет.Вполне справедливо, если мы согласимся, что одни роды склонны смешиваться, другие же нет.

Чужеземец.К доказательству этого положения мы пришли еще раньше теперешних доказательств, когда утверждали, что так оно по природе и есть.

Теэтет.Как же иначе?

Чужеземец.Скажем, однако, снова: движение отлично от иного, равно как оно есть другое по отношению к тождественному и покою?

Теэтет.Безусловно.

Чужеземец.Стало быть, согласно настоящему объяснению, оно каким-то образом есть и иное и не иное.

Теэтет.Правда.

Чужеземец.Что же дальше? Будем ли мы утверждать, что движение иное по отношению к трем [видам], а о четвертом не скажем этого, признав в то же время, что всех видов, о которых и в пределах которых мы желаем вести исследование, пять?

Теэтет. Как же? Ведь невозможно согласиться на меньшее число, чем то, что вышло теперь.

Чужеземец.Итак, мы смело должны защищать положение, что движение есть иное по отношению к бытию?

Теэтет.Да, как можно смелее.

Чужеземец.Не ясно ли, однако, что движение на самом деле есть и небытие, и бытие, так как оно причастно бытию?

Теэтет.Весьма ясно.

Чужеземец.Небытие, таким образом, необходимо имеется как в движении, так и во всех родах. Ведь распространяющаяся на все природа иного, делая все иным по отношению к бытию, превращает это в небытие, и, следовательно, мы по праву можем назвать все без исключения небытием и в то же время, так как оно причастно бытию, назвать это существующим.