Руслан Назаров - Здесь. Философия данности

Думаю, что это трудно представить. Поэтому-то я и придумал сведение к данности – способ, позволяющий упростить представление данности. Но чтобы рассказать о сведении к данности, я должен описать два образа данности Сартра.

* * *

Первый образ данности Сартра это «бытие-в-себе». В книге «Бытие и ничто» Сартр выделяет три признака «бытия-в-себе»: «Бытие есть. Бытие есть в себе. Бытие есть то, что оно есть». Не буду говорить о каждом из этих признаков. Мне кажется, что не все они равнозначны. Два последних это лишь попытка выразить то, что лучше всего удалось выразить в первом. Итак, бытие есть. Что это значит?

Сартр пишет, что «бытие-в-себе» никогда не бывает ни возможным, ни невозможным, оно есть». Бытие не может быть возможным или невозможным, потому что оно лишено оснований, то есть согласованности и необходимости, и само не является основанием. Бытие не согласовано с другим бытием, нельзя сказать, что благодаря этому бытию оно есть. Но и для того, чтобы бытие было, не нужно его согласовывать с другим бытием и связывать необходимой связью. Иными словами, бытие ни возможно, ни невозможно, поэтому его нельзя «вывести из чего-либо», то есть из другого бытия.

Бытие, которое есть, – это «несотворенное, бессмысленное» бытие, а значит оно лишнее. Несотворенное, потому что нет ничего, что бы его породило и благодаря чему оно могло бы быть и без чего оно не могло бы быть. Бытие бессмысленно, потому что оно не порождает другое бытие и нет бытия, которое не могло бы быть без этого бытия. Несотворенное и бессмысленное бытие предстает как лишнее и такое бытие это бытие-в-себе.

Итак, бытие-в-себе есть и оно лишнее. Как это представить? Приведу пример самого Сартра. «Нужно признать, – пишет Сартр, – что разрушение есть дело человека и что именно человек разрушает свои города посредством подземных толчков». Почему так? Чтобы представить город как разрушенный, человек, подчинившийся разуму, должен из бытия, которое есть, сделать возможное бытие, то есть добавить к бытию основания, так чтобы только то бытие было возможным, у которого есть основания, а бытие, у которого оснований нет, было бы невозможным. Иными словами, человек должен связать разрушенный город с землетрясением так, чтобы у него получился город, разрушенный землетрясением. Связь эта должна сделать так, чтобы ни землетрясение, ни город не были лишними, а для этого город должен быть разрушен землетрясением и землетрясение должно разрушить город. При этом я хочу обратить твое внимание, что вне этой связи нет ни города, ни землетрясения, ни разрушения, есть только бытие. Разум же, делая бытие возможным, делает его и связанным с другим бытием, создавая систему, каждый элемент которой обретает значение за счет другого.

* * *

Второй образ данности Сартра это «бытие здесь, только и всего». Образ этот дан в романе «Тошнота» и, на мой взгляд, это лучшее из того, что было написано о данности.

Главный герой романа Антуан Рокантен, после того, как заболел Тошнотой, открыл окружающий его мир как данность, только и всего. Ниже я еще вернусь к этой болезни, потому что она представляет образ пути к очевидности. Здесь же я обращусь только к тому, что узнал о бытие Рокантен.

Антуану открылось, что «я существую, мир существует и я знаю, что мир существует. Вот и все». Мир предстал перед ним не как упорядоченный и держащийся прочными основаниями. Мир всего лишь есть, и Антуан знает только это. Само же это знание он получает, когда находит существующим самого себя. Если бы не было разума, Рокантен мог бы остановиться и сказать, что «узнал о существовании все, что мог узнать». Но разум не желает так просто отдать власть над человеком, почему и приходится вступить с ним в борьбу. Рокантен решился на эту борьбу, заболев Тошнотой, и сумел превзойти разум. Разум должен был отступить, забирая с собой основания. Именно это отступление описано в сцене в городском парке, когда Рокантен, уставившись на торчащий из земли корень, понял абсурдность его. «Этот корень абсурден… абсурден по отношению к камням и пучкам желтой травы, к высохшей грязи, к дереву, к небу, к зеленым скамейкам». Абсурден, потому что нет ничего, что делало бы его существование необходимыми, потому что был лишний. Короче говоря, потому что у него не было оснований. Перед Рокантеном, увидевшим абсурдность корня, и понявшим, что он был лишним, рухнул мир, построенный разумом с помощью оснований. «Лак облез, остались чудовищные, вязкие и бессодержательные массы – голые бесстыдной и жуткой наготой».

Антуан узнал, что за миром, имеющим основания, скрывается очевидность, в которой «существование не является необходимостью. Существовать – это значит быть здесь, только и всего; существования вдруг сказываются перед тобой, на них можно наткнуться, но в них нет закономерности».

* * *

Теперь я могу говорить о сведении к данности, благодаря которому можно хотя бы отдаленно представить, что же такое данность. Чтобы объяснить, что такое сведение к данности, я воспользуюсь примерами, взятыми у Льва Шестова.

Итак, мир возможного и невозможного похож «как две капли воды на то, что действительно существует», то есть на данность. Чем же они отличаются? Шестов говорит, что это «некая прибавка» к данности. Получается, что к данности нечто прибавляется и данность становится миром возможного и невозможного. Иными словами, мир возможного и невозможного «состоит из двух элементов: данного человеку и созданного человеком». Это созданное человеком – основания. То есть, как только человек находит в данности основания, так сразу данность становится миром возможного и невозможного. Основания, в свою очередь, это согласованность и необходимость. Чтобы данность сделать согласованной, в ней нужно отыскать «одно и другое», так чтобы благодаря «одному» могло быть «другое». В данности, конечно, нет этих «одно и другое», поэтому согласованность это уже значительное изменение данности, которое закрепляется необходимостью, то есть обязательной связью вещей. Итак, данность изменяется согласованностью и необходимостью.

Таким образом, мир возможного и невозможного, предстающий перед нами, это измененная данность. Измененная так, что в данности появились согласованные элементы, связанные обязательной связью. Поэтому чтобы добраться до данности, надо отказаться от согласованности и необходимости. Такой отказ от согласованности и необходимости, то есть от созданной человеком прибавки к данности, и есть сведение к данности. Чтобы это пояснить, я возьму несколько примеров Льва Шестова.

«Повседневный опыт показывает, что если кислород соединить в известных пропорциях с водородом, то получается вода, а если с азотом – воздух. Но ведь это явно невозможная вещь. С чего это вдруг из кислорода и водорода быть воде? Почему кислород не остается себе кислородом, а водород водородом?… Отчего из кислорода и водорода выходит вода, а не хлеб, золото или музыкальная симфония? Или от чего вода получается от соединения кислорода и водорода, а не звука и света?».