Полина Ветрова - Повелители Огня (СИ)

Эрик аккуратно вытянул из его кармана кошель краснолицего, ловко ссыпал монеты в свой карман и бросил пустой кошель к ногам жулика.

— Ой, простите, я такая неловкая! — Дженни, изображая конфуз, взяла воришку за рукав. — Из-за меня вы кошелек выронили! Вот он на полу!

— А… э… — воришка выдернул рукав из пальцев Дженни, и тут заметил, как краснолицый лавочник с грохотом опустил опустошенную кружку на стойку и развернулся в его сторону.

Дженни, указывающая на кошелек, оказалась точно перед ним. И уж свой-то кошелек он не мог не узнать.

Его широкая красная ладонь полезла за спину — туда, где кошельку полагалось находиться. Убедившись в том, что его обокрали, лавочник взревел и бросился к воришке, тот попытался ускользнуть, но Дженни была между ним и дверью, преступник метнулся в сторону, вывернулся было из-под лапищ краснолицего… и споткнулся. Даже не успев сообразить, обо что это зацепилась его нога, он полетел на пол. Лавочник сгреб его за шиворот и одним махом вздернул в воздух, так что башмаки преступника заскребли по полу.

Несколько человек, оказавшихся рядом, отшатнулись, другие, наоборот, придвинулись ближе или встали из-за столов, чтобы лучше видеть, как лавочник будет бить пойманного злодея. А тот уже ревел вовсю, тряся пойманного злодея:

— Весперова задница! Где мои деньги, скотина?! Кошелек пуст! Куда ты успел прибрать монеты?!

Папаша Бурмаль допил пиво и двинулся к выходу, расталкивая любопытных. Эрик с Дженни догнали его на улице.

— Похоже, мне понравится столичная жизнь, — бренча монетами в кармане, заявил Эрик.

— Он тебя не сильно задел, когда ты подножку ставил? — спросила Дженни.

— Ерунда!

Эрик осмотрел вывески по обеим сторонам улицы, потом, ловко протискиваясь между спешащими горожанами, устремился к лавке. Вернувшись, вручил Дженни местное лакомство — красный леденец, формой напоминающий язык пламени.

— Это называется: «Закуска Повелителя Огня», — сообщил он и показал кулек. — Я всем купил.

На площади Тысячи Столбов уже собралась толпа. Слух о новой труппе, явившейся в Эверон, успел облететь ближайшие кварталы, стали собираться зеваки. Откуда-то появились два десятка служителей в одинаковых серых камзолах, они окружили фургон и не давали любопытствующей публике приблизиться. Это было очень кстати, потому что готовить сцену сподручнее, когда никто не суется под руку.

К удивлению Дженни, распоряжался серыми камзолами не кто иной, как невзрачный сутулый смотритель, которому Папаша сунул денег. Оказывается, этот скромно выглядящий человечек — большая шишка! Как непросто устроена жизнь столицы!

Бурмаль с юными спутниками миновал цепочку охраны и подошел к фургону. Там уже все было готово для выступления. Немногословный и сдержанный Пьер — старший из деток Бурмаля, как всегда, мало говорил и успевал много сделать. Откинутый борт фургона превратился в сцену, над ней были натянуты канаты, украшенные яркими флажками, Анна поправляла складки занавеса, а Сейша выдувала пробные трели из медного рожка, готовясь сопровождать музыкой выход действующих лиц на сцену. Над всеми возвышался тролль, смущенный и подавленный. Застенчивого великана пугала толпа.

— Он отлично помог, — кивнул в его сторону Пьер. — Послушный, понятливый и скромный. Молодец, Борд!

— Борд? — спросил Папаша. Он, хотя и долго беседовал с троллем в пути, так и не удосужился узнать его имя.

— Бордоймогоркимбах, — пояснил тролль. — Но можно и Борд. Я знаю, что короткие существа предпочитают короткие имена.

Гигант застенчиво улыбнулся. А Пьер обернулся к Дженни:

— Ты не подумай, что мы забыли. Он только помог натянуть канаты, а узлы затягивали мы сами. Хотя лучше проверь.

— Угу, — кивнула Дженни, скинула туфли и полезла на столб, чтобы посмотреть, насколько надежно закреплены тросы. Из ее рта торчала палочка Закуски Повелителя Огня, а на языке с леденца растекался сладкий вкус столицы.

Эрик протянул брату и сестрам кулек, они расхватали угощение, а Бурмаль забрал у него остатки добычи карманника, и отправился на переговоры к смотрителю площади Тысячи Столбов. Близился вечер, со столба Дженни видела, как люди идут и идут к фургону. Похоже, у них уже сегодня будут зрители! Обычно первое выступление после приезда на новое место проходило почти без публики, но ведь это столица, славный Эверон!

Железная карета остановилась. Префект Квестин встал и велел сержанту с черными усиками:

— Побудь с девушкой. Я скоро.

Он отворил тяжелую проклепанную дверцу и выбрался наружу. Дженни слышала, как он сказал кому-то:

— Я домой. Сержант Кубер едет со мной. Когда олухи вернутся с места преступления, пусть аккуратно разберут улики и ничего не сломают. Завтра я осмотрю. Да, и отрядить утром кого-нибудь в редакцию «Зоркого глашатая». Материал о выступлении этого бедняги, Бурмаля, в завтрашний номер не пускать. Все, что касается сделки, приготовить для меня. Квитанцию об оплате этой заметки, черновик, деньги, уплаченные заказчиком за публикацию — все это поступает в распоряжение городской стражи. Редактор упрется, так с ним без церемоний! Все перечисленное должно быть завтра же у меня на столе. И никому не трепаться о том, что случилось на Тысяче Столбов. Это очень строго. Ты меня понял?

— Так точно, господин префект, — прогудел низкий хриплый бас.

Дженни поглядела на сержанта, который, как и она, прислушивался к разговорам начальства.

— Все будет хорошо, — с деланной уверенностью заявил он, перехватив взгляд спутницы. — Несчастья уже закончились.

— Как бы не так, — вздохнула Дженни. — Все будет очень плохо.

Но ей было приятно, что этот приятный молодой человек попытался ее утешить. При свете лампы, висящей под низким потолком кареты, она разглядела его как следует. Очень симпатичный и мужественный. В нем ощущалась твердость, которой всегда недоставало Эрику, легкому и непостоянному, словно ветерок. Но Эрик был мальчишкой, а разводы сажи на лице сержанта только подчеркивали его взрослую твердость.

Префект вернулся, занял прежнее место напротив Дженни и кивнул:

— Продолжим.

На Эверон опустился вечер. Небо здесь было не синим, а скорее желтоватым — сказывались испарения Вулкана. Закат окрасил столичное небо в оранжевые оттенки, а горящая огоньками окон гора отбрасывала на город громадную тень. На сцену вышел Бурмаль. Оглядел зрителей. Да здесь же человек триста, не меньше, удивилась Дженни. Когда они выступали в провинции такое количество людей на площади считалось бы очень приличной аудиторией! А что же будет завтра, когда выйдет газета и когда эти, первые зрители, разнесут по кварталам слухи о театре?