Дэвид Митчелл - Костяные часы

У нее как-то странно искажается лицо; если сейчас ма произнесет какие-то правильные слова, то мы с ней договоримся. Но нет, она просто замечает мою сумку, криво усмехается, словно не веря, что ее дочь способна на такие глупости, и заявляет:

– А ведь когда-то и у тебя были мозги!

Я как ни в чем не бывало спускаюсь по лестнице.

– Как насчет школы? – напряженным голосом спрашивает ма.

– Ну, если школа тебе так важна, сама там и учись!

– У меня, черт побери, никогда в жизни не было возможности учиться! Мне всю жизнь приходилось вкалывать! И паб содержать, и детей растить, и всех вас – и тебя, и Брендана, и Шерон, и Джеко – кормить, одевать-обувать, в школе учить, чтобы хоть вам потом не пришлось всю жизнь мыть туалеты, вытряхивать пепельницы и гнуть спину с утра до вечера, не имея возможности хоть раз лечь спать пораньше.

Что мне ее слова! Как с гуся вода. Я продолжаю медленно спускаться на первый этаж.

– Ну, ладно, иди-иди. Ступай. Узнаешь, какова жизнь на вкус. Не сомневаюсь, что через три дня твой Ромео вышвырнет тебя вон. Мужчину в девушке интересует вовсе не ее яркая индивидуальность, черт побери! Такого никогда не бывает.

Я делаю вид, что не слышу. Из коридора мне видна барная стойка и полки с фруктовыми соками. Шерон помогает папе обновить запасы прохладительных напитков и, ясное дело, все слышит. Я машу ей рукой на прощанье, и она машет мне в ответ, но как-то нервно. Из глубины подвала гулким эхом доносится голос отца, монотонно напевающий: «Ferry ‘cross the Mersey» [3] «Паром через реку Мерси» ( англ .). . Пожалуй, лучше его во все это не вмешивать. И потом, сейчас он наверняка встанет на сторону ма. А завсегдатаям паба при случае скажет: «Только круглый дурак полезет разнимать дерущихся куриц!», а они согласно закивают, бормоча: «Верно говоришь, Дейв». Кроме того, хорошо бы убраться из дома, пока он еще не знает о наших с Винни отношениях. Не то чтобы я их стыдилась, просто не хочется ничего объяснять. Ньюки, как обычно, спит в своей корзинке.

– Ты самый вонючий пес в Кенте, – с нежностью говорю я ему, чтобы не разреветься. – Эх ты, чучело блохастое.

Чешу его за ухом, отодвигаю засов на боковой двери и выхожу в проулок Марло. За спиной со щелчком захлопывается дверь.

На Вест-стрит свет и тень сменяют друг друга резко, как на экране телевизора с неотрегулированной контрастностью, так что я надеваю темные очки, и мир вокруг становится фееричнее, ярче и реальнее. В горле стоит колючий ком, меня всю трясет. Из паба никто не выскакивает, никто не догоняет. Ну и ладно. Мимо грохочет грузовик с цементом, обдает дымными выхлопами конский каштан, ветви раскачиваются, шелестят листвой. Пахнет нагретым гудроном, жареной картошкой и мусором недельной давности в переполненных мусорных баках – мусорщики снова бастуют.

Над улицей вьются какие-то пташки, чирикают и щебечут, как свистульки на шнурке, которые дарят на день рождения малышам – ну или когда-то дарили; в парке у церкви на Крукид-лейн мальчишки играют в прятки. «Держи его!» – «Вон он, за деревом прячется!» – «Да отпусти ты меня!» Малышня. Стелла говорит, что мужчины постарше – куда лучшие любовники, чем наши с ней ровесники; с мальчишками, говорит она, мороженое на палочке тает сразу же, как окажется у тебя в руках. Только одна Стелла знает о Винни – она тоже там была, в «Мэджик бас рекордз», в ту самую первую субботу, когда мы с ним познакомились, – но Стелла умеет хранить тайны. Когда она учила меня курить, а меня все время тянуло блевать, она и не думала смеяться и никому ничего не сказала; именно от нее мне известно все, что нужно знать о мальчишках. Стелла – самая клевая девчонка в нашем классе, это точно.

Крукид-лейн резко уходит от реки вверх, а я сворачиваю на Куин-стрит, где чуть не попадаю под детскую коляску, которую толкает Джулия Уолкот. Ее малыш орет как резаный, а сама Джулия выглядит совершенно измученной. Когда она забеременела, ей пришлось бросить школу. Так что мы с Винни страшно осторожничаем; он не надел презерватива только один раз, самый первый, а я твердо знаю: наукой доказано, что девственница сразу забеременеть не может. Об этом мне тоже Стелла сказала.

Через Куин-стрит натянуты гирлянды флажков – словно в честь Дня независимости Холли Сайкс. Хозяйка магазина, торгующего шотландской шерстью, поливает цветы в висячих корзинках, а ювелир мистер Гилберт выставляет на витрину подносы с кольцами и перстнями. Мясники Майк и Тодд выгружают из задних дверей фургона безголовую тушу свиньи, за которой виднеется еще десяток таких же туш на крюках. У библиотеки стоят с ведерками активисты шахтерского профсоюза, собирают деньги для забастовщиков, а люди из Социалистической рабочей партии держат в руках плакаты: «Уголь, а не пособие по безработице» и «Тэтчер объявляет войну рабочим». В их сторону катит на велосипеде Эд Брубек. Я ныряю в крытый рынок, чтобы Эд меня не заметил. В прошлом году он переехал в Грейвзенд из Манчестера, где его отец угодил в тюрьму за кражу со взломом и за «оскорбление действием». Друзей у Эда нет, и, судя по всему, обзаводиться ими он не собирается. Обычно в нашей школе такого никому не спускают, и один старшеклассник стал к нему прикапываться, но быстренько заработал расквашенный нос, после чего Эда оставили в покое. Он проезжает мимо, не заметив меня; к велосипедной раме прикручена удочка. Я иду дальше. У зала игровых автоматов бродячий музыкант играет на кларнете заунывный похоронный марш. Кто-то бросает в раскрытый футляр монетку, и парень тут же переключается на музыкальную заставку сериала «Даллас». Подхожу к магазину «Мэджик бас рекордз», заглядываю внутрь. В тот день я просматривала каталог на букву «эр», искала Ramones . А Винни утверждает, что сам он перебирал карточки на букву «ха», поскольку его интересовали «Халява», «Хипповый» и «Холли». В задней части магазина всегда висит несколько подержанных гитар. Вин умеет играть первые аккорды «Stairway to Heaven» [4] «Лестница в рай» ( англ .). , но дальше пока дело не идет. Вот теперь, пока он на работе, я самостоятельно выучусь играть на его гитаре, и мы с ним соберем свою группу. А что такого? Тина Уэймут – девушка, а играет на бас-гитаре в Talking Heads . Представляю себе лицо ма, когда она, продолжая твердить «Она мне больше не дочь!», увидит меня в передаче «Вершина популярности». Все дело в том, что ма никогда никого не любила так сильно, как мы с Винни любим друг друга. Мои родители, правда, неплохо уживаются, но родня ма из Корка папу недолюбливает: во-первых, он не ирландец, а во-вторых, не католик. Мои ирландские двоюродные родственнички постарше любят напоминать, что Брендан был зачат еще до того, как ма вышла замуж за папу, но теперь-то они уже двадцать пять лет женаты, так что, по-моему, у них все не так уж и плохо. Но все же между моими родителями нет той удивительной связи, какая существует у нас с Вином. Стелла говорит, что мы с Вином – родственные души и просто созданы друг для друга.