Алексей Рудаков - Наёмник

– Сограждане! Это говорю я, ваш диджей радио «Федеральный Курьер»! Сохраняйте спокойствие!

Снова журналист, теперь рядом с ним стоит диджей.

– Этот мужественный человек не поддался панике и до последнего момента оставался на своём рабочем месте успокаивая встревоженных жителей города Энск. Честно – было страшно?

Камера показывает крупным планом диджея – он начинает говорить, дёргая головой в конце каждого слова, отчего его пышная кучерявая шевелюра начинает неприятно шевелиться.

– Да, очень страшно. Когда раздались первые выстрелы я как раз начал час патриотической песни, поставил, – он продолжает говорить, но я не вслушиваюсь в его слова – я узнал этот голос. Тот же самый, который призывал жителей бежать в лес. Точно – тот же, так же слегка растягивающий гласные в конце слов.

– И тогда я сделал то, что на моём бы месте сделал любой гражданин Федерации, – меж тем продолжает он:

– Я призвал граждан к спокойствию-ю. Попросил вернуться в дома-а, под защиту стен. Я-я очень надеюсь, что мне удалось хоть кого-то-о спасти.

Журналист кивает и жмёт ему руку.

Смена кадра.

Всё тот же мужик стоит прижавшись спиной к стене.

– Мы находимся на южной окраине города, совместно с силами правопорядка мы остановим террористов, скрывающихся среди граждан, которых они силой гонят из города, организовав из них живой щит.

Улица. Обычная не широкая улица. Дома с выбитыми стёклами. По улице катится толпа, приближаясь к камере – видны бегущие в панике люди. Мужчины, женщины, кто-то тащит за руку детей, кто-то бежит в обнимку с кошкой.

Сдвиг камеры – посреди улицы стоит мужчина в форме службы охраны и растопырив руки что-то кричит. Что именно – не слышно на фоне общего шума – стрельба и взрывы создают фон, надёжно перекрывающий его слова. Мужик размахивает руками, указывая куда-то в сторону. Куда это он машет? Косые тени зданий помогают мне быстро прикинуть – куда он указывает. На запад? Зачем? Чёрт…там же река! Внезапно мужик дёргается и падает сначала на колени, потом плашмя на мостовую – и тут же на него накатывается обезумевшая толпа. В следующий миг люди подбегают к камере и сбивают её своей массой. Несколько секунд камера ещё работает, демонстрируя различные ноги, ботинки, мостовую а затем отключается.

– Это был Начальник Службы Городской Охраны, – жадно глотая воду из пластиковой бутылочки говорит появившейся в кадре журналист. Теперь он выглядит точно так же, как и в начале репортажа – частично оборванный и с битым лицом.

– Террористы застрелили его, а мне едва удалось вырваться с пути толпы, отделался легко, – он пытается улыбнуться и продолжает что-то говорить, но я его не слушаю. Перед глазами – медленно падающий Начальник Охраны. В его шее, сзади, в узкой щели между краем шлема и воротом бронника красноватым цветом на миг проявляется прицельный маркер. Как раз такой, как у пары снайперов первой линии. Странно что выпустили так, не стерев. Забыли или не обратили внимание?

Тем временем передо мной снова появляется симпатичная дикторша. Правда теперь на её руке появилась траурная повязка.

– Планета скорбит по погибшим мирным людям, – с огромной грустью говорит она и на её глазах – камера наплыла, теперь её лицо занимает практически всё пространство, – на её глазах слёзы.

– Губернатор объявил трёхдневный траур. Город будет восстановлен, а все преступившие закон испытают на себе Справедливость Федерального Правосудия!

Угу, конечно. Испытаем. Сегодня же вечером. В кабаке. На федеральное бабло испытывать будем.

Я уже готов отключить канал, как на экране снова появляется тот же журналист. Теперь он отмыт, ссадины залеплены пластырем. Он и кто-то ещё сидят в глубоких креслах и что-то горячо обсуждают. А…вот и бегущая строка. Эксклюзивное интервью с участниками… дальше не читаю.

Крупным планом показывают лицо журналиста. Мужественное, с лёгкой сединой у висков. Но вот что-то в нём не так. А что – не могу понять. Что-то режет глаз. Пытаюсь присмотреться, но тут экран отключается.

По корпусу Петровича пробегает лёгкая дрожь, короткий резкий удар и голос ротного:

– Подъём, сонные задницы. Прибыли. Строиться не будем. Бабки за боевой начислены. Корабль отдыха пришвартована по правому борту.

Восторженный рёв полусотни глоток перебивает его слова.

– Разорались, кобели, – рыкает он, но беззлобно, скорее для порядка.

– Душ принять не забудьте, гиганты секса. Не хочу потом за вас краснеть! Вольно, разойдись!

Я покидаю Петровича одним из последних. Что делать…Нубы всегда сзади. В обзорном иллюминаторе нашей базы проплывает планета. Та самая, где пару часов назад от наших рук погибло несколько сотен неповинных людей.

– Первый боевой? Корежит? – мне на плечо ложится рука и я поворачиваюсь. Рядом стоит мой «старик». Ветеран, которому дали курировать нубов. Ему – конкретно меня.

Киваю.

– Забудь. Прими душ и пошли бухнём. Всё через это проходили.

– И ты?

Он молча кивает и подталкивает меня внутрь корабля, по дальше от иллюминатора.

Уже в душе я понимаю, что было не так с тем журналистом. Его царапина волшебным образом перекочевала с одной половины лица на другую, оставив на своём месте нетронутую кожу. Что ж…Бардак он везде и неистребим.

Два дня отдыха пролетели быстро, гораздо более быстрей, чем хотелось бы легионерам. Нам, нубам, также перепал приличный кусок веселья, даже не смотря на то, что нас обслуживали по остаточной, нижней планке. А что вы хотели? Дедовщина она везде, даже среди офицеров. Уверен, что нашему лейтенанту и близко не светило провести хоть часок в обществе тех модельных див, которые были заряжены под Примарха. Под и над, как говорится.

Но, что бы быть объективным должен заметить – Примарху нашему было не досуг. Или сук. Как вам угодно. На планете внизу назрел и прорвался скандал. И, как это обычно бывает, нашлось немало желающих погреть руки да и просто пропиариться на этом скандале. Всё началось с того самого журналиста, который сделал репортаж из Энска. Уж не знаю – был он пьян или просто получил хорошую котлету денег, но одно издание, чей спонсор неровно дышал к Империи, опубликовало интервью, в котором он рассказывал о штурмовиках над городом, делая жирные намёки на истинную причину гибели людей. И намёки эти не то что бы прямо, избавь Бог, но наводили читателя на мысль, оставляли послевкусие такое, что начали возникать вопросы – а что это за террористы такие – ни требований ни заявлений? И что это Легион у нас над головами висит? А были ли у Легиона спуски с орбиты в тот день?

Не, Легион ни в чём не обвиняли, пока не обвиняли. Но всё чаще, на различных ток-шоу начали возникать и обсуждаться вопросы – пока достаточно мирные, нейтральные. Типа – а как вы, уважаемый эксперт, думаете – не мог бы, конечно исключительно в теории, Легион быть рядом с Энском? Или – госпожа дипломированный психолог – а что вы думаете о ментальном состоянии бойцов Легиона? Могли бы они вот так, хладнокровно, разбомбить мирный город и истребить мирное население?