Товпеко Ольга - #Живое воспитание. Как неидеальной маме воспитать счастливого ребенка

Ситуация усложняется, когда мы видим, что ребенок, которому мы отдаем все – в том числе то, чего у нас не было, – перестает слушаться, капризничает, устраивает истерики или выражает свое неуважение.

И тогда раздражение поднимается опасной разрушающей волной. Что так цепляет, что задевает? Несправедливость! Ведь у меня не было ничего, и я была послушной, а ты?! Это несправедливо! Ведь в ответ ты должен быть благодарен, а выходит наоборот…

В основе этой несправедливости лежит глубоко спрятанная зависть: у тебя есть то, чего не было у меня и что я не могла себе позволить. Однако важно понимать и другое: ребенок родился в другое время и в другом мире. В мире вещей, которые не ценятся. Ведь ценность тем выше, чем больше лишения.

Этого лишения было предостаточно в нашем детстве, но мы хотим избавить своего ребенка от него. Делая это, мы освобождаем его также от понимания ценности вещей, ценности одежды, ценности ожидания, ценности праздников. Это прямое следствие таких изменений. Но есть и еще кое-что, что может ускользнуть из поля нашего зрения.

Вопрос в другом: когда мы одариваем ребенка всем, чего не было у нас, с какими чувствами, намерениями, скрытыми смыслами мы это делаем? Если это искренний и чистый дар ему, то вместе с ним должна быть и готовность к тому, что этим даром могут распорядиться по-разному.

Если же мы разочаровываемся, когда ребенок не радуется или пренебрегает этим даром, если это всерьез цепляет и обижает нас, то стоит задаться вопросом: кому я делаю этот подарок? Ребенку или себе? Себе маленькому, тому, кто был лишен всех этих радостей. Себе, которому было грустно, кто тосковал и страдал от неосуществимых желаний. Себе, кто чувствовал себя обделенным.

И если этот Внутренний малыш так и живет внутри вас, то при виде другого, реального ребенка, который ломает вещи и балуется, не ценит и теряет, в душе может возникнуть жгучая досада, раздражение и даже ярость.

Вот один из примеров, как это происходит.

Дело было в девяностых, когда на рынке появились первые импортные товары. В тот день у Виктории появилась возможность приобрести рекламируемый по всем каналам шампунь DOVE. Он стоил немыслимых денег, но зато символизировал собой новую жизнь, новые возможности – все как в рекламе. Про период безденежья и детство нужды можно забыть.

Вечер обещал быть хорошим, дети послушно купались в ванной. Виктория зашла туда, чтобы забрать свою маленькую дочку, и увидела, что ее новый, только купленный шампунь превратился в стену из блестящих переливающихся пузырей. Ими была наполнена вся ванна! А в бутылочке не осталось ничего, ровным счетом ничего!!!

Реакция последовала незамедлительно! Внутри она взбунтовалась, зашипела кошкой и набросилась на ребенка с оглушительным криком. В этом крике была вся боль затаптываемых годами желаний, вся тщетность мечты… Ребенку досталось из-за мелочи, но эта мелочь подняла из глубин бессознательного огромную историю, целый пласт опыта, который обрел новую жизнь в виде неконтролируемого раздражения.

Вот почему так важно бережно реставрировать историю своего детства, изучать ее и работать над тем болезненным опытом, который пришлось пережить.

По американским фильмам мы знаем, что быть свидетелем чего-то плохого опасно: тут же могут убить, покалечить или устроить на тебя охоту. Но почему? Свидетели слишком много знают и могут сболтнуть лишнее. Но самое главное – они мешают двигаться дальше.

Примерно так же происходит и в мире психического. Хочется поскорее забыть ситуации, когда мы терпим неудачу или испытываем страх. Пережив их, мы ощущаем: «Я не хочу это ни знать, ни видеть» и выбрасываем вещи, которые напоминают о том, что причинило боль. Иногда мы даже вычеркиваем из жизни людей, ассоциирующихся с неприятным событием или сложным периодом. Мы не хотим иметь дело со свидетелями того, что заставило нас чувствовать себя слабыми и беспомощными.

Но что, если такой свидетель – ваш собственный ребенок? Что, если это он – маленький и беспомощный – пробуждает в вас воспоминания о собственных страхах и слабостях? Что, если это он ведет себя так же неуклюже, невнимательно, горемычно, как вы в свое время? В таком случае он рискует надавить на одну из ваших очень болевых точек и вызвать тем самым защитное раздражение.

Мама двухлетней девочки Ксюши переживает из-за того, что часто раздражается на дочку. Раздражает ее размеренность, невнимательность, несобранность, вялость. Мама, назовем ее Ирина, говорила, что иногда дочку хочется встряхнуть. Кроме того, ее приходится постоянно подгонять, особенно когда ситуация стрессовая.

Мама спрашивала совета: как сделать так, чтобы дочка стала активнее, смелее в своих действиях.

Когда мы делали анализ записанного Ириной видео, на котором они с дочкой играли и рисовали вместе, я увидела перед собой чудесную жизнерадостную девочку двух с половиной лет. Ее проявления были совершенно оправданы возрастом: иногда она действительно отвлекалась, утрачивала интерес, когда задание было слишком длинным или скучным.

Вместе с тем мама испытывала напряжение, не могла расслабиться и быть с дочкой на одной волне. «То, что я ее подгоняю, меня огорчает очень. Мне кажется, мои главные слова, обращенные к дочке, – „давай быстрее“», – рассказывала Ирина.

Когда она проанализировала истоки своего напряжения, то обнаружила связь со своим детским опытом.

Ирина описывала эту связь так: «Думаю, это из детства. Я тоже не самый ловкий человек на свете, и очень стыдилась и тяготилась этим. Меня родители недостаточно направляли, не помогали перебороть первое смущение, страх нового. Видимо, я наверстываю упущенное? Только это „наставничество“ к месту и не к месту. Дочке надо просто дать время, а я тяну ее, подгоняю».

Таким образом, мы видим, что, сталкиваясь с дочкиными чертами характера, мама ощущала неприятные чувства, связанные с ее собственными неудачами и страхами.

Она как бы погружалась в тот не самый приятный опыт, когда была беспомощной и несостоятельной.

Когда в дочке проявлялась неорганизованность и медлительность, еще раз повторю, абсолютно обоснованные ее возрастом, мама видела их через призму своих «очков». Они искажали восприятие и заставляли видеть то, что не прожито, не завершено, не проработано.

Мама, замечая подобные черты в своем ребенке, не может допустить их развитие, так как знает, к каким последствиям это приведет. Ею движет хорошая мотивация: не допустить, помочь, научить.

Однако возникает вопрос: кому в данном случае хочет помочь Ирина? Своей реальной дочери или все же себе, той, маленькой девочке, которой никто не помог тогда?