Питер Гелдерлоос - Как ненасилие защищает государство

Просвещение и построение этики освобождения необходимы для полного выкорчёвывания иерархических социальных отношений, но есть конкретные институты, такие как суды, школы, армейские учебные лагеря и пиар-фирмы, обладающие структурным иммунитетом к «изменениям в сердце». Они автоматически вмешиваются в жизнь общества, внедряя людям мораль, поддерживающую иерархические социальные отношения, капиталистическое производство и потребление. Лишая себя непацифистских способов усилить движение и ослабить или саботировать эти институты, мы остаёмся в тонущей лодке с маленьким ведром для вычёрпывания воды, хлещущей внутрь через трёхметровую дыру, и притворяемся, что скоро достаточно поднимемся над уровнем волн, чтобы поднять парус и плыть к своей цели. Это похоже на строительство воздушных замков и, по большому счёту, даже не должно считаться стратегией. В краткосрочной битве против строительства по соседству новой угольной шахты или мусоросжигательного завода вполне можно организовать грамотную мирную медиа-стратегию (особенно, если ваша кампания по просвещению включает в себя информацию о том, как шахта навредит привилегированному населению района). Но при стремлении к любым долгосрочным изменениям такие стратегии обычно даже не способны успешно привести к своему неизбежному тупику.

Потенциальные революционеры, подходя к своей борьбе как к морализму, а также при выборе ими лоббистского подхода, демонстрируют неспособность ненасилия концентрировать реальные силы. Лоббирование было встроено в политический процесс институтами, уже обладавшими значительной властью (например, корпорациями). Активисты могут аккумулировать силы, организуя акции протеста, демонстрирующие существование электората (дающего выгоды их лоббисту), но этот метод переплавки сил в лобби, в абсолютном выражении, гораздо слабее, чем холодные, жёсткие деньги корпораций. Поэтому «революционные» лобби бессильны по сравнению с враждебными лобби, отстаивающими статус-кво. Лоббирование также приводит к иерархии и ослабленному движению. Большинство участников остаются просто овцами, подписывающими петиции, собирающими деньги или держащими протестные транспаранты, а вся власть достаётся образованному, хорошо одетому меньшинству, стремящемуся на аудиенцию к политикам и другим элитам. Лоббисты постепенно начинают больше идентифицировать себя с властями, чем со своим электоратом — ухаживая за властью, они влюбляются в неё, что делает вероятным предательство. Если политики сталкиваются с морально твёрдым, бескомпромиссным лоббистом, они просто отказывают ему в праве кого-либо представлять, выбивая почву из-под ног у его организации. Лоббисты наиболее успешны, когда они готовы поступиться своим электоратом (представительская политика в демократии — искусство продавать свой электорат, сохраняя его лояльность). Некоторые группы, ставя целью оказание давления на власти, не назначают никаких конкретных лоббистов, избегая таким образом возникновения руководящей элиты, которую система кооптирует; но при этом они не прекращают своей деятельности, заставляя систему измениться.

Ненасильственные активисты, использующие стратегию лоббизма, пытаются выстраивать пассивную «прагматичную политику» как рычаг давления. Но единственный рычаг давления на государство, преследующий интересы, противоположные государственным, — это угроза самому существованию государства. Только такая угроза может заставить государство пересмотреть другие свои интересы, поскольку основным интересом государства является самовоспроизводство. В своей аналитической работе по истории мексиканской революции и распределения земли Джон Тутино указывает: «Но только самые упорные и зачастую жестокие восставшие, такие как сапатисты, получили землю от нового правительства Мексики. Урок был ясен: землю получили только те, кто угрожал режиму; поэтому те, кто хочет земли, должны угрожать режиму».170 И это ещё о правительстве, формально дружественном мексиканским аграрным революционерам, — чего же пацифисты надеются получить от правительств, чьей важнейшей опорой, по его собственному признанию, выступают корпоративные олигархи? Франц Фанон высказал ту же, что и Тутино, идею на примере Алжира:

«Когда в 1956 г. … „Фронт национального освобождения“ в знаменитой брошюре заявил, что колониализм ослабляет свою хватку только тогда, когда чувствует нож у своего горла, никто из алжирцев не счёл эту формулировку слишком жестокой. Брошюра выражала только то, что каждый алжирец чувствовал сердцем: колониализм — не мыслящая машина и не тело, наделённое способностями к рассуждению. Это насилие в его первозданном виде, и оно сдастся только тогда, когда столкнётся с ещё большим насилием».171

Французский солдат стреляет в мирного алжирца на глазах у журналистов.

Примеры алжирской и мексиканской революций относятся ко всей истории. Борьба с властью будет насильственной, поскольку власть сама имеет насильственный характер и неизбежные репрессии являются эскалацией этого насилия. Даже «доброе правительство» не станет перераспределять власть, одаривая ей нижестоящих, до тех пор, пока не столкнётся с угрозой потери всей своей власти. Лоббирование социальных перемен является для радикальных движений потерей драгоценных ресурсов. Представьте, что было бы, если бы все миллионы долларов и сотни тысяч активистских часов, потраченные прогрессистами и даже радикалами на лоббирование того или иного закона или борьбу с переизбранием какого-либо политика, вместо этого пошли бы на поддержку активистских социальных центров, бесплатных больниц, групп помощи заключённым, общественных центров по разрешению конфликтов и бесплатных школ? Мы бы уже смогли заложить фундамент серьёзного революционного движения. Вместо этого огромные усилия тратятся впустую.

Более того, активисты, использующие лоббистский подход, не видят, что предъявлять требования к власти — плохая стратегия. Ненасильственные активисты вкладывают всю свою энергию в то, чтобы заставить власти услышать свои запросы, хотя могли бы использовать эту энергию для накопления сил, для строительства базы, откуда можно вести войну. Даже если им повезет и они будут услышаны, чего они добьются? В лучшем случае правительство пробормочет краткие извинения, слегка испортит свой имидж и выполнит требования на бумаге (хотя в реальности они просто перетасуют все компоненты проблемы, чтобы её запутать). Так активисты лишатся инициативы и набранной инерции. Им придётся перейти в оборону, поменять направление деятельности и скорректировать свою кампанию, чтобы указать, что реформа является надувательством. Разочарованные члены их организации рассеются, а широкая публика будет воспринимать организацию как нытиков, которым невозможно угодить. (Неудивительно, что так много активистских организаций, ориентированных на лоббирование, заявляют о победе, в лучшем случае, полной компромиссов!)