P.M - боло-боло

Вряд ли экономические проблемы будут основанием таких войн (они слишком дороги), так что столкновения будут относительно редкими и не столь упорными. Яка будут служить для удовлетворения поруганной чести и уважения или могут даже стать частью культурной жизни боло. Верно и обратное: скандальные боло могут потерять честь и уважение. Трудно определить, как часто и в каких масштабах будут возникать дуэли и насколько они будут кровопролитными. Но так как они связаны с большим количеством отрицательных явлений (боль, ущерб, траур, страх, потеря уважения) и для них не будет никакого «разумного» материального повода, то они должны стать исключением. И всё же они не могут быть подменены (сублимированы) спортом или играми. Только если яка будут действительно серьёзны, они выполнят своё назначение — не допустить массовой войны. Возможно, некоторые боло не смогут существовать без периодических войн. Насилие продолжится, но продолжение истории не обязательно.

*С возникновением ибу мы избавимся от «человека» и, к счастью, вместе с этим избавимся от подобных вопросов: «человек» жесток или нет? Он «хороший» или «плохой» по своей «природе»? (Понятие «природа» тоже исчезнет.) Все эти определения — особенно гуманистические, позитивные — странного существа названного «человеком» всегда имели катастрофические последствия. Если «человек» хороший, что же нам делать с теми, кто (в порядке исключения, конечно) плохой? На протяжении всей истории человечества таких людей закрывают в лагеря и «перевоспитывают». Если результата нет — у них ведь был шанс, в конце концов, — их помещают в психиатрические лечебницы. Томас Мор познал «человека», однако в своей гуманной утопии он хотел ввести смертельную казнь за прелюбодеяние. Мы предпочитаем не знать такого. Ибу может быть жестоким, и даже может получать удовольствие от прямых, личных нападений на других ибу. Нет никакого образца ибу.

Это чистая демагогия объяснять феномен современных войн существованием межличностного насилия. Нигде нет такой мирной, ненасильственной и мягкой атмосферы, как внутри армии. Солдаты как «хорошие товарищи» помогают друг другу, делятся едой, поддерживают друг друга эмоционально. Все их насильственные действия управляются извне и направляются на врага. Даже в таком случае чувствам не придаётся большого значения. Война стала бюрократической, индустриализированной, анонимной процедурой по массовой дезинфекции. Ненависть и агрессивность только раздражает технарей современной войны, может даже воспрепятствовать созданию войны. Война не строится на логике насилия, чувств, а только на логике государственности, экономики, иерархической организации. В таком виде лучше было бы сравнить войну с медициной: неэмо­циональное отношение к дисфункциональным телам. (Сравните общепринятую терминологию: операции, театры, интервенции, дезинфекции, точечные удары.)

Если под термином «война» понимается коллективное, страстное, прямое насилие, яка становится способом сделать её вновь возможной. Возможной, так как она будет необязательной и может никогда не примет катастрофических масштабов. Возможно, по схожим причинам Калленбах в своей «Экотопии» предложил что-то вроде неолитического военного ритуала. Однако этот ритуал проводится за границами повседневной жизни и напоминает официально контролируемый эксперимент. «Реальные» войны, допустимые с яка, несравнимы с «Экотопией» Калленбаха: чего они боятся? И, конечно, женщины не включаются в его военные игры, потому что они по своей природе ненасильственны. Очередной типичный мужской миф.

**Но будут ли соблюдаться эти правила? Не кажется ли, что «насилие» просто сметёт все эти запреты и правила? Подобные опасения типичны для цивилизации, где насилие под запретом многие столетия, дабы предупредить бюрократическое государственное насилие. Однако в условиях боло насилие станет повседневным опытом, поэтому люди научатся управлять им рационально. Рациональность тесно связана с избыточностью: явления, которые случаются редко, приводят к катастрофическим реакциям. Правила ведения боевых действий эффективно работали у древних греков и римлян, у американских индейцев в средневековье и у многих других цивилизаций. Чудовища вроде Цезаря, Чингиз Хана, Эрнана Кортеза и др. появляются в результате изолированности, отсутствия прямых взаимодействий и коммуникаций между гражданами. Поскольку обязательным условием существования боло-боло станет универсальная коммуникация и распространение правил совершения насильственных действий, подобные исторические катастрофы не возникнут.

Естественно, что будут возникать различные проблемы. Появится необходимость в создании временного народного ополчения для наблюдения за соблюдением правил. В случае, если стороны будут нарушать правила, подобные ополчения превратятся в своеобразную армию, для управления которой необходимо будет создать ещё один институт. Однако подобная эскалация подразумевает наличие централизованной экономической системы с соответствующими ресурсами. Становится понятным, что в боло-боло не будет условий для создания армии.

Также возможно, что когда-нибудь какой-то псих-одиночка создаст атомную бомбу в стенах заброшенной фабрики. Можно понять его действия, вызванные его сакральной нимой. Но это ли справедливое оправдание, когда весь город превратится в руины? А возможно ли вообще, что такое произойдёт? Как же он соберёт необходимые запчасти для бомбы, найдёт мастерскую для своей работы, когда «все у всех на виду»? Скорее всего, подобные действия будут пресечены социальным контролем присущим боло-боло.

Хотя этот же псих-одиночка не представляет такой опасности, как современные учёные и политики…

Боло-боло 30 лет спустя

Книга «Боло-боло» впервые была опубликована в 1983 г. (немецкое издание) и здесь перепечатывается в её первоначальном виде. За тридцать лет «Боло-боло» была переведена на множество языков: французский, английский, итальянский, португальский, турецкий, иврит, русский. Существуют онлайн версии книги на испанском и польском языках. Эта книга продолжает всплывать на поверхность при самых разнообразных обстоятельствах и в неожиданных местах. После кризиса семидесятых, завершившего послевоенный период, книга имела целью показать правдоподобный исход событий. Проходит тридцать лет — тот же самый кризис (с теми же самыми комбинациями) по-прежнему не разрешён. И вот мы по-прежнему ищем из него выход. Основные вопросы остаются: как нам найти способ жизни, который был бы действительно сбалансированным как с точки зрения экологии, так с точки зрения общества? Пределы экономического роста были известны уже тридцать лет назад, но изменения климата казались проблемой будущего, которую можно предотвратить. Сейчас изменения климата стали фактом, и всё, что мы может сделать, это минимизировать их эффект. В то же самое время разделение среди населения этой планеты значительно усугубилось. Самым богатым 10% мирового населения сейчас принадлежит 85% активов. При этом 40% этих активов находятся во владении одного процента этого слоя населения. Самая бедная половина населения мира зарабатывает только один процент общей прибыли, другая половина — 99%. В 1960 году самая богатая пятая часть жителей нашей планеты жила на доходы в 30 раз более высокие, чем доходы наиболее бедной пятой части жителей, в 2000 году эта разница составила 80 раз.