Сурен Цормудян - Завтра Млечного Пути

– Привет, Макс. Садись, что стоишь?

– Ну и как это понимать? – продолжал Иглов, садясь за столик. – В 'С-13' зашел, Олега навестил, а ко мне наведаться некогда. Так?

– Чего ты кипятишься, Макс? Я только утром из Америки. Мне еще в Москве надо побывать. А послезавтра я вообще на Зети улетаю. Ну я просто физически не успею всех повидать! – начал оправдываться Ди Рэйв.

– Эй, терминатор! – крикнул Иглов роботу-официанту. – Выпить чего-нибудь дай!

– Поконкретнее, пожалуйста, – ответил невозмутимый робот.

– Чего уж конкретнее, сто грамм водки мне и моему, с позволения сказать, другу!

– Может не надо водки? А, Макс? Я в клубе с мичманом виски глотнул. С Олегом винца хряпнули. Чем день-то закончится?

– Так ты даже пил с ними? А я не при делах, да? Ну и кто ты после этого? – фыркнул Иглов.

– Погоди. Вот закончу все дела. Возьму отпуск. Соберемся все вместе…

Робот принес водку.

– Послушайте, уважаемый, – обратился Симон к официанту, – здесь не сто, здесь все двести грамм.

– Совершенно верно. Как и заказал ваш друг.

– Але, я заказывал сто грамм! – возмутился Иглов. – Я русским языком сказал, сто грамм водки мне и моему другу!

– Я знаю четыреста языков и наречий. Я прекрасно вас понял. Вы сказали: 'Чего уж конкретнее, сто грамм водки мне и моему, с позволения сказать, другу!' – робот даже голос Макса воспроизвел. – Выражения 'чего уж конкретнее' и 'с позволения сказать' я опускаю, поскольку они несут некую информацию о ваших панибратских взаимоотношениях и к делу не относятся. Остается – 'сто грамм водки мне и моему другу'. Это значит – сто грамм вам, и сто грамм вашему другу. Итого двести грамм на двоих. Если вы имели ввиду – сто грамм на двоих, то должны были сказать: 'мне и моему другу по сто грамм водки'. Чего не понятно?

Макс уставился на робота и после некоторой паузы, в которой Иглов находился в недоумении, угрожающе произнес:

– Иди отсюда, киборг-убийца.

– Не надо хамить, – надменно произнес робот, уходя.

– Успокойся Макс, – засмеялся Ди Рэйв. – На вот лучше, – Симон протянул ему бокал с водкой.

– Давай. За встречу, – Иглов тут же забыл про инцидент с официантом.

Они выпили и закусили бутербродами.

– Что у тебя за дела, кстати? – поинтересовался Иглов.

– Ну-у. Ты ведь смотрел новую 'Звездную сагу'? – почесал затылок Ди Рэйв.

– Ты что? Я же на премьеру в Лос-Анджелес прилетал! Забыл? – воскликнул Макс.

– Очень хорошо. Так вот, – Симон принял деловитый вид. – Как понимаешь, данное кино не есть плод чьего-то каприза. Сейчас, когда на дворе эра межзвездных путешествий, старая фантастика стала, в некотором роде, актуальна. Фантазия романтиков доконтактической эры особо актуальна для обывателей нашего времени. И наш режиссер, Николас Вистлер, решил сорвать банк на возрождении в мире кинофанов фантастики прошлого, адаптировав ее к современным реалиям.

– Ближе к делу. А то ты сейчас улетишь, а я так ничего и не пойму, – махнул рукой Иглов.

– А суть в том, что я лечу на Зети с презентацией фильма и пробной партией товаров нашего концерна. В том числе партия роботов типа Сайлер и Текнас. На эту парочку у концерна особые надежды. Предполагается, что на бытовых роботов, созданных по образу и подобию героев фильма, будет сумасшедший спрос. Хотя некоторые полагают, что индивидуальность этих персонажей может быть утеряна из-за массовости производства. Но мы, вероятно, решим эту проблему созданием продвинутого искусственного интеллекта, дающего возможность каждому экземпляру проявлять свой уникальный характер, не теряя конечно связи с первоисточником. Ну, а поскольку я приложил немалые, в том числе и материальные, усилия к созданию фильма, то презентовать все это буду я, так как я теперь не просто актер, а киномагнат.

– Вот как? А почему Зети? Это же черт знает где, на краю Контактики!

– Именно поэтому. На планетах, которые в настоящее время быстрыми темпами обживаются, есть особая потребность в роботах-помощниках. Одновременно со мной вылетают еще пять представителей с подобным грузом на другие планеты.

– Надолго летишь, киномагнат? – усмехнулся, передразнивая, Иглов.

– Да несколько дней. Дорога больше займет, чем я там буду. Потом вернусь, и, надеюсь, возьму отпуск.

В этот момент по репродуктору объявили о том, что на рейс до Москвы производится посадка. Друзья попрощались, и Симон направился к посадочной платформе.

Ди Рэйв сидел в кресле и смотрел в иллюминатор, за которым раскинулся красивейший вид величественного заката. Однако думал он не о красоте солнца, опускающегося в бескрайнее поле облачности, раскинувшееся под крылом самолета, а о красоте иной. Из головы не выходила эта неприступная, колкая на язык, а потому умная и сильная девушка. Симон как-то неожиданно понял, что все прошедшее после ухода из офиса Ганна время, он думает только о Жанне. Она понравилась ему сразу. Ее каштановые с рыжеватостью волосы, вьющиеся как клубы плывущих за окном густых облаков. Прическа Жанны не скрывала ее прелестной шейки, и Ди Рэйв даже успел заметить родинку на ней. Он буквально влюбился в ее, пьянящего вида, фигуру, но особенно в ее большие глаза, хотя зеленый цвет глаз всегда отталкивал его. Но только не эти…

– Добрый вечер.

Симон аж вздрогнул от неожиданности. Он отвернулся от иллюминатора. Рядом с его креслом стояла симпатичная стюардесса в синей униформе 'Аэрофлота'. Киномагнат отметил про себя, что и у нее глаза зеленые, но не идут ни в какое сравнение с глазами Жанны, хотя тоже весьма красивые. Ди Рэйв даже вытянулся вперед к стюардессе, чтобы получше разглядеть глаза девушки.

– Простите? – она отпрянула.

Поняв свою оплошность, Симон плюхнулся обратно в кресло и с невозмутимым видом заявил:

– Я говорю, что вы хотели?

– Я хотела узнать, не желаете ли вы чего-нибудь, – улыбнулась она.

– У вас есть шампанское?

– Конечно, – девушка кивнула.

– Будьте добры.

– Хорошо, сейчас, – стюардесса снова улыбнулась и двинулась дальше между рядами пассажирских кресел.

Ди Рэйв снова уставился на закат и думал о том, что же все-таки с ним происходит, хотя прекрасно понимал, что ответ очевиден. Он за пять минут умудрился влюбиться в девушку, которая не знала кто он и, более того, не скрывала своего презрительного к нему отношения. Даже узнав о нем. Как же так? А ведь Жанна очень соблазнительна, в более возвышенном, чем обычно, понимании этого слова. Она была красива и женственна. Смелая и благородная. Да, она благородна. Ведь она 'отшила' его без всякого кокетства. Резко и без пошлостей. Симон даже поежился в кресле, понимая, что ее поведение в общении с ним делает ей честь. Делает ее особенной. Он снова вспомнил глаза Жанны. В ее взгляде были скрыты и нежность и страсть, какая-то добрая грусть и ум сильного человека. И даже детская наивность. Сколько противоположных качеств в одном человеке.