Николай Толстой-Милославский - Жертвы Ялты

Но до англичан еще долго доносились звуки, по которым можно было составить представление о том, что происходит на другом берегу Мура. Эдуард Стюарт, бывший мотоциклист связи в Королевском сигнальном корпусе, написал мне следующее:

Меня вызвали охранять английскую часть моста в Юденбурге, когда колонну русских казаков передавали Советам на другом конце моста. Официально нам так и не сообщили причину выдачи этих несчастных, однако, как нам дали понять, все они воевали вместе с немцами против нас (что, разумеется, было ложью. – Н. Т.). Мы понимали также, что они идут навстречу своей смерти, насчет этого у нас не было ни малейших сомнений.

Возле моста находилось ведро для нечистот, и многие казаки воспользовались им, хотя и вовсе не по назначению. Они бросали в него немецкие марки, часы и другие вещи. Мне это казалось странным, потому что казаки могли справить нужду на всем их пути до моста. Сам я не видел, чтобы к казакам применялось насилие, но я не ехал с конвоем, а просто стоял на мосту... В ту ночь и на другой день мы начали подсчитывать выстрелы, доносившиеся со стороны русского сектора под аккомпанемент самого замечательного мужского хора, который я когда-либо слышал. Голоса разносились по всей округе. Выстрелы сопровождались веселыми криками *454.

Казаки умели умирать. Может быть, они пели, чтобы встретить смерть со словами литургии на устах, а может, чтобы показать англичанам, как они умирают.

Английские солдаты, находившиеся тогда в Юденбурге, могли лишь догадываться о судьбе казаков. Но одному казачьему офицеру, оказавшемуся в аду, чудом удалось выбраться оттуда через десять лет. Речь идет о Николае Краснове, внуке старого генерала, том самом, что первым встретился с английским генералом Арбетнотом и рассказал ему не только о положении казаков, но и о себе, подчеркнув при этом, что сам он никогда не был гражданином большевистского СССР. И вот, по попущению все это знавшего генерала Арбетнота, он был осужден без суда и следствия на десять лет работ в страшных сибирских лагерях. Лишь немногие смогли пройти через это испытание. В числе этих немногих оказался и Николай Краснов. Он не только дожил до конца своего срока – ему, что совершенно невероятно, разрешили как гражданину Югославии уехать из СССР. В декабре 1955 года он уехал в Швецию и там записал все, что помнил, – от лживых обещаний англичан в Лиенце до карагандинского ада. Его дед и товарищи-казаки завещали ему, если он выживет, написать мемуары, рассказать миру о предательстве англичан и жестокости советских властей. Он писал, стараясь не упустить ни единой, даже самой мелкой подробности, и лишь закончив книгу, уехал в Аргентину, где жила его жена Лили, кото рой за десять лет до того удалось спастись от репатриации, скрывшись в горах Австрии. Колина книга все-таки вышла на русском и английском языках в Соединенных Штатах. Немного людей её прочитало, а отрецензировало и того меньше. Странно, что автор умер вскоре после выхода книги. Не исключено, что его отравило КГБ, отомстив ему за воспоминания *455.

Как рассказывает Н. Краснов, в Юденбурге генералы Краснов, Шкуро и Доманов, а также другие старшие офицеры содержались отдельно от остальных. Всех согнали в большой литейный цех металлургического завода, генералов же поселили в комнате, очевидно, бывшей канцелярии. Николай был вместе с дедом, здесь же находились его отец и дядя. На первых порах их охраняли красноармейцы, обращавшиеся с ними вполне вежливо. С самого начала было очевидно, что для советских главное во всем этом деле – захват знаменитых белых генералов. Командир части пригласил Краснова и Шкуро в свой штаб; он, оказалось, тоже участвовал в гражданской войне, и бывшие противники живо обсуждали битвы прежних дней. О политике разговора не заходило. Советский офицер был вежлив и почтителен.

Вообще советские офицеры часто наведывались к своим заключенным, и разговор неизменно возвращался к 1918 году, когда красная кавалерия и белые казаки схватились на Дону и на Украине. Офицеры с почтительным интересом слушали Краснова, но наибольшим успехом пользовались рассказы легендарного Шкуро, пересыпанные сочными ругательствами и непристойностями. У младших офицеров, знавших о минувшей войне лишь понаслышке, шутливые перебранки стариков вызывали буквально приступы смеха. Многие с детства слышали легенды о Шкуро, этом самом бесстрашном предводителе казаков, и, конечно, не могли представить себе, что через 25 лет после битв гражданской войны увидят его собственными глазами! Его грубоватый солдатский юмор с равным успехом покорял сердца красноармейцев и казаков фон Паннвица. И они неизменно приходили в восторг, когда Шкуро, нимало не стесняясь в выражениях, рассказывал, как красная кавалерия однажды "заставила нас удирать без порток".

Казацкие руководители старались сохранять самообладание. Но время от времени происходили события, напоминавшие, что судьбу их будут решать отнюдь не братья-солдаты, а чиновники совсем иного рода:

Навещали нас также и молчаливые гости, офицеры контрразведки, СМЕРШа и НКВД. Они входили в комнату, оглядывали нас, словно считая по головам, затем уходили, плотно закрыв за собой дверь.

Среди рядовых красноармейцев установилось странное, но единодушное отношение к пленным. На белых офицеров они смотрели снизу вверх, уважая в них последовательных врагов, никогда не прекращавших открытую борьбу против большевиков. Совсем другие чувства вызывали у них бывшие офицеры Красной армии, вроде Доманова. К ним относились с презрением или попросту игнорировали.

Через два дня Красновых, Доманова, Шкуро, Султана-Гирея, Васильева и других старших офицеров увезли на грузовиках. Но до посадки им предстояло стать свидетелями типично большевистского ритуала – расстрела одного немецкого лейтенанта 15-го казачьего полка фон Паннвица. Экзекуция была проведена крайне небрежно, и офицеру НКВД пришлось добить несчастного. Этот немец был не единственным пленным, выданным англичанами советским властям.

Несколько дней и ночей на заводе в Юденбурге работали расстрельные команды, постоянные залпы глушились запущенными для этой цели двигателями *456. После такого "предупреждения" группу казачьих офицеров повезли под охраной в Грац, здесь они провели ночь в тюрьме НКВД, наутро их перевели в Баден под Веной, в другую тюрьму, где офицеры СМЕРШа подвергли их пристрастным и грубым допросам. Как и всем тем, кто прошел сквозь эту организацию, многие вопросы показались им до глупости наивными – словно их придумал какой-то недоумок. Но СМЕРШ разделял с Красной армией интерес к знаменитостям, оказавшимся в их руках. Однажды утром, например, явились кадровые фотографы СМЕРШа и запечатлели семью Красновых. 4 июня всех отвезли на ближайший аэродром. Вот что вспоминает об этом бывший смершевец, вскоре перебежавший к американцам: