Николай Толстой-Милославский - Жертвы Ялты

В 9 часов казакам пришлось отправиться на ночь в свои бараки. Но лишь немногие из них спали в ту ночь, и наверняка не сомкнул глаз генерал Доманов. Он понимал, что его ждут жестокие пытки и неминуемая смерть, но его мучило еще и сознание того, что он потерял доверие своих товарищей *443.

Утром в пять часов все позавтракали. После этого один из священников попросил у полковника Брайара разрешения совершить службу, для многих последнюю. Брайар согласился. Позднее он писал, что "это была замечательная служба с великолепным пением". Но долго предаваться столь христианским чувствам полковнику не пришлось: в 6:30 к воротам подошел первый грузовик, и английский офицер из охраны приказал сесть туда Доманову со штабом. Доманов отказался, добавив, что больше не властен над своими офицерами *444. Тогда полковник Брайар заявил, что дает десять минут на размышления, после чего примет меры. Десять минут прошли. И поскольку ни Доманов, ни его офицеры не собирались повиноваться приказу, за дело взялся взвод английских солдат, вооруженных автоматами, винтовками с отомкнутыми штыками и заточенными кирками.

Однако оказалось, что заставить казаков повиноваться – задача не из легких. Офицеры сели на землю, взявшись за руки, и когда английский сержант попытался силой оттащить одного офицера, тот укусил его в руку. Британские охранники только и ждали этого – они набросились на безоружных, среди которых были старики, вроде генерала Тихоцкого, способного передвигаться только ползком *445. Несколько минут английские солдаты дружно орудовали прикладами винтовок и кирками, и многие казаки были избиты до потери сознания. Некоторые из англичан не отказали себе в удовольствии подколоть лежащих на земле казаков штыком. Но в общем, как докладывал бравый полковник Брайар, "вмешательство возымело должное действие" и казачьи офицеры залезли в грузовики.

Генерал Краснов наблюдал за этой сценой из открытого окна своего барака. Несколько английских солдат бросились к бараку, чтобы выволочь оттуда и старого генерала. Но такого надругательства казаки потерпеть не могли. Молодые офицеры подбежали к окну, взяли 76-летнего генерала на руки и отнесли в грузовик. Краснову было разрешено сесть в кабине, рядом с шофером. Его внук, Николай Краснов, видел, как дед перекрестился и прошептал: "Господи, сократи наши страдания!" *446.

Генерал Краснов ехал в переднем грузовике колонны, которую замыкала машина, где находился генерал Шкуро со штабом. Всего в ночь с 28 на 29 мая через Шпитталь проехало около 1600 казаков и кавказцев. Для некоторых этот пункт оказался конечным: в официальном рапорте сообщалось о трех попытках самоубийства, из которых "две оказались удачными" *447. Но английский офицер, занимавшийся погрузкой казаков и обыскивавший после этого лагерь, сообщает о 8-12 попытках самоубийства. По меньшей мере трое повесились на электрических шнурах, другие перерезали себе горло или вены осколками стекол *448. Некоторые офицеры решили не откликаться при регистрации в Юденбурге. Трое во время посадки на грузовики спрятались; потом им удалось выбраться на волю, за колючую проволоку, окружавшую лагерь *449.

Но сотни других, менее удачливых казачьих офицеров на полной скорости приближались к Юденбургу, советской границе зоны. Одного казака, спрыгнувшего с грузовика, поймали; в других беглецов стреляли. Лейтенант Дж.т. Петри, которому была поручена охрана грузовиков, вспоминает об этом, как и о том, что "офицеры на всем пути от Шпитталя до Клагенфурта выбрасывали за борт ремни, шпоры и знаки различия" *450. Спешили казаки избавиться и от вещей, которые могли бы стать добычей сотрудников НКВД, так что английские солдаты вели оживленную торговлю, где в качестве валюты фигурировали сигареты. Английские ребята не терялись – за одну сигарету можно было получить золотые часы *451.

Через несколько часов глазам едущих в передовом грузовике предстала посреди лесистой долины Мура панорама Юденбурга. Река служила демаркационной линией между двумя армиями. Грузовики медленно подъехали к мосту, вдоль которого стояли английские бронемашины и пулеметы. Затем вся колонна выстроилась сбоку, грузовики один за другим переезжали мост, высаживали живой груз на советской стороне и возвращались. Наверху, на столбе, болтался как висельник кроваво-красный флаг СССР.

Казаки ожидали разгрузки, сидя в грузовиках. Один из них попросил разрешения помочиться: на мосту стояли специальные ведра для этой цели. Бежать ему было некуда, и английские охранники разрешили. Офицер спрыгнул с грузовика, направился к ведру и вдруг, резко рванувшись вперед, прыгнул с утеса высотой футов в сто. Английские солдаты, подбежавшие к обрыву, смогли разглядеть лишь распростертое далеко внизу тело. Наверное, охранникам пришлось бы туго, если бы при перекличке обнаружилась нехватка, но им повезло. Как писал позже майор Гуд из танкового эскорта, покалеченного офицера не без труда обнаружили и, умирающим, передали советским представителям.

Перейдя по мосту на другую сторону, майор Гуд стал наблюдать за ходом выдачи казаков. Но тут стоявший рядом с ним казачий офицер вытащил откуда-то бритву, полоснул себя по горлу и окровавленный упал в предсмертных судорогах к ногам английского майора. Фраппированный таким поворотом событий, английский майор осведомился у русской женщины-офицера, что ожидает казаков. Она заверила его, что "старшие офицеры будут посланы на перевоспитание, а младших отправят на работы по восстановлению разрушенных советских городов". Впрочем, вскоре на тот же вопрос он получил совсем другой ответ: капитан Красной армии многозначительно провел ладонью по горлу *452.

В тот день были переданы не все. Через два дня привезли еще 83-х, дежурных, оставшихся в лагере, а также нескольких задержавшихся. Во главе эскорта ехал в "джипе" лейтенант Хемминг из 1-го Кенсингтонского полка. Подъехав к мосту, Хемминг заметил, что "между городом и шлагбаумом на расстоянии примерно мили стояли в ста ярдах друг от друга английские солдаты, сжимая в руках готовые к применению автоматы. Казачьи офицеры были переданы советскому полковнику, выдавшему расписку в получении, и вскоре скрылись из виду. В заключение рапорта Хемминг пишет: "За шлагбаум меня не пустили, но я заметил, что на прилегающих улицах не видно жителей, – они, несомненно, предпочли отсидеться по домам" *453.

Уж, конечно, не равнодушие заставило обывателей Юденбурга "отсиживаться". Как писал мне военный комендант Юденбурга в то время, майор Хэнбери-Трейси-Домвил, "...я-то помню, в какой ужас повергла горожан эта акция англичан – юденбуржцы, как большинство австрийцев, действительно верили в британские справедливость и человечность... Помню я и могилы в окрестностях Юденбурга, где упокоились несчастные русские, погибшие при попытке к побегу. Эта операция англичан [по репатриации казаков] вызвала у австрийцев глубочайшее отвращение". Впрочем, ни майор Гуд, ни прочие британские охранники с тех пор не видели казачьих офицеров в живых.