Газета День литературы - Газета День Литературы # 008 (1998 2)

Затем пугало убирали — или в лагерь, или в чулан. И так — до новой необходимости. В этой ситуации неполицейской могла остаться либо какая-то иная патерналистская группа, либо — совсем невыявленная “низовка”. Иных патерналистских групп было немного — партийная (как-то адекватная империи) и военная. Проханов был, очевидно, в военном (частично военно-партийном) сегменте совпатриотического патернализма. И потому — был чище и свободнее, современнее, открытее патриото-полицейских фигур.

Непартийный… Лишенный закомплексованности… Не связанный одиозными зацикленностями, он был многообещающей фигурой сразу во многих смыслах. И совсем многообещающей фигурой — в условиях перестроечного угара. Вот-вот что-то должно было состояться. И это состоялось, когда была написана “Трагедия централизма”. Эта статья Проханова очень впечатлила меня и политически, и… художественно… Да, именно художественно! И дело было не в том, что статья была прекрасно написана — четко, сухо, яростно, обнаженно, без патетических стебных коктейлей и каких-либо надрывов или трелей. Дело было в другом.

И это другое непонято и нераскрыто. И не может быть раскрыто вне введенного мною понятия “госэкзистенциализм”. Статья отражала и выражала время не только политически — образно. И — символически даже. “Звездный час” Проханова наступил! И это был “звездный час” госэкзистенциализма вообще. Ибо только в одной ситуации госэкзистенциализм преодолевает свою внутреннюю противоречивость — когда ВСЕ против государства, а один беззащитный индивидуум, одно Я — кричит этому: “нет!”.

Этот-то момент и наступил, когда государственный развал стал набирать обороты. Когда все машины, все аппараты, все информационные системы, парадоксально — ВСЕ ГОСУДАРСТВО (против которого экзистенциалист стихийно всегда “развернут и заострен”) работает на развал и против себя. И экзистенциалист может сказать: “ВЫ ВСЕ — за развал, а Я ОДИН против. ВЫ ВСЕ против государства (вы — массы, аппараты, “силы”, государство фактически, все “машины”, Система), а Я ОДИН — за”. Вот тут-то государственность и экзистенциализм соединяются, обнаженная шпага “против” становится шпагой “за”, а мунковский крик “нет” становится криком “да”.

Государственность и экзистенциализм находились в равновесии (редкий момент в истории!), средства были адекватны беде. Шероховатости на этом фоне были, но они были именно шероховатостями. Да их и было-то не так много! Но главное, конечно, не в этом. И не в том, что в погоне за осовремениванием архаической оппозиционной печати возникли “чреватые” в дальнейшем элементы копирования чужого стиля и интонации (которые, конечно же — политический фактор!)

Главное было в том, что экзистенциализм и государственность долго в симбиозе находиться не могут даже в уникально-благоприятные для этого симбиоза (в катастрофизме своем!) эпохи. Как не может долго главной нотой быть крик. Пораженная катастрофой общественная группа готова собраться под знаменами того, кто наиболее ярко выразил это “нет!” государственной катастрофе. Но дальше группе нужны “да”. Более того, группа — больна. Катастрофа никогда не прибавляет здоровья. Пушки 1993 года тоже не оздоровили климат в этой группе, как и поход на выборы “на крови” и все, что за этим последовало.

Экзистенция подсказывает — это порча, скверна, это “не то”. А государственность ищет державных вождей. В точности по тому анекдоту. Человек потерял деньги. Лихорадочно проверяет все карманы, кроме одного. Ему говорят: “А этот-то ты почему не осматриваешь?” А он отвечает: “Боюсь! А ВДРУГ И ТАМ НЕТ?”

Тем самым повторяет себя на новом витке коллизия “соловья Генштаба”. Хорошо быть “соловьем” некоей сущности, которая СУЩЕСТВУЕТ. Тогда, назовите это с издевкой “соловьем” или всерьез “жрецом” — есть право петь от СУЩЕСТВУЮЩЕГО ИМЕНИ и по СУЩНОСТНОМУ ПОРУЧЕНИЮ. Но если вместо сущности труха, если имя — блеф, а поручение — мистификация, то… То все зависит от ума и того, как твоя экзистенция связана с сущностями, по поводу которых приходится выдумывать это самое “от имени и по поручению”. Если нет ума — можно заливаться трелями и не замечать, что “гонишь пургу”. Но у Проханова ум есть. Если нет экзистенциальной связанности с Державой, то можно блефовать, мистифицировать и делать гешефт. Но у Проханова есть экзистенциальная связанность с державным эгрегором, есть живая боль по поводу возможности реальной государственной гибели. Долго быть одиноким криком, самодостаточным очагом бунта против бунтарства, грозящего государственной гибелью, невозможно. А становиться “соловьем Чего-то”, не обманывая себя, что это Что-то — суть Ничто, не дают ум и экзистенциальная связанность с державным эгрегором.

Между тем, для экзистенциалиста (государственнического — редкая разновидность — или любого другого) всегда есть соблазн провзаимодействовать с Ничем, уже не уговаривая себя, что это Ничто есть Что-то. И тогда крик переходит в смех, а смех переплетается с патетикой, а все это вместе, падая в Ничто, рождает радующие и пугающие причудливые фантомы, в которых гаснет Реальное.

Но поскольку Реальное, твоя Родина — и есть любовь, то гаснущие сполохи не чаруют, а пугают. И боль любви возвращает в Реальное. И тут же начинается неискренний “соловьиный цирк”. Экзистенция говорит: “Фальшь!” Государственность говорит: “Надо воспевать борцов!” А кто борец? Этот?! Да-да, конечно, он! Да-да, конечно, это обретенный Генштаб!! Но почему не получаются трели? И внутренний голос говорит: “Да потому, что это не Генштаб, а Штаб-ген!” И пугает собственный смех, и горечь смеха гасят патетической патокой. Но горечь не исчезает, а нарастает. А вместе с нею — боль за Державу. И необходимость найти Реальное там, где его нет. И гипертрофированное утверждение Реальности того, что отсутствует. И страх: “А вдруг и там нет?” И ведь действительно нет! А ты гипертрофируешь! И не веришь! И еще больше гипертрофируешь! Отсюда еще один виток надрыва. Страх и точное внутреннее понимание ряда несоответствий — вот что рождает этот надрыв. А надрыв рождает усталость. И тогда шестидесятилетний юбилей начинает восприниматься в чем-то еще и через призму этой усталости. Что в существующей ситуации абсолютно недопустимо. И к чему нет никаких оснований. То есть — просто совершенно никаких.

Вокруг идет какая-то новая жизнь: скверная, больная, но другая и новая. Требующая, чтобы на нее обратили внимание. Один пример. Вот-вот “номенклатурная советскость” частью совсем уж обратится в воспоминание, а частью специфически впишется в новый формат действительности. Впишется под одним всеобъемлющим лозунгом: “Фиг вам, а не ватники!” Между тем ватники более, чем актуальны (или то, что их заменяет в новой, стремительно накапливающей нищету реальности). Вот-вот начнутся первые толчки чуть ли не “новой пролетарскости”! И кто здесь окажется по какую сторону баррикад?