Тихон Задонский - Собрание сочинений, том 1

Итак, бедный мальчик Тимофей опять воротился домой на скудость и труды, в которых он и рос дома до 14-ти летнего возраста. Нельзя не видеть из всей его последующей жизни и из его сочинений, что это время наложило на него свой отпечаток. Так, на всю жизнь он сохранил в себе простоту и незатейливость внешней обстановки, сочувствие к простому народу, знакомство с его нуждами, иногда некоторую суровость в своих подвигах, простоту, и даже простонародность в выражении своих мыслей в сочинениях.

По мыслям его старшего брата Евфимия, как мы и видели выше, – юному Тимофею готовилась самая скромная доля. Его хотели обучить чтению и письму, а потом позаботиться об определении его на какое-нибудь причетническое место, как уже было с другим его братом Петром, который был определен в Новгород во дьячки. Но Господь судил о нем иначе. Он готовил его к высшей иерархической степени.

В начале 1735 года государыней Анной Иоанновной был издан строгий указ, «коим предписывалось сделать церковно-служительским детям разбор и лишних, особливо же не учащихся, отдавать в военную службу». Вскоре, в марте, этот указ подтвержден был новым строжайшим указом о том же предмете. Строгость указа и строгое исполнение его гражданским начальством побудили церковнослужителей, на последние средства, отдавать своих детей в духовные школы, состоявшие тогда большей частью при архиерейских домах. Повезла и мать-вдова своего Тимофея в город с той же целью, чтобы отдать его в школу. Но, по бедности своей и по случившейся тогда от неурожая хлеба дороговизне в содержании, она не могла отдать его туда, куда хотела. Поэтому, «для облегчения собственного пропитания», [5] Жизнь святителя Тихона при его сочинениях. Стр. 2. представила его на усмотрение гражданского начальства, – а оно назначило его к исключению из духовного звания и к определению в военную арифметическую школу. Но и тут братская любовь, по высшему распоряжению Промысла, спасла его от участи, столь не соответствовавшей будущему предназначению. Другой старший брат, бывший причетником в Новгороде, сжалившись над участью своего брата, упросил духовное начальство принять его в училище, обещаясь, при всей своей бедности, содержать его на собственном иждивении. Духовное начальство уважило его просьбу, – и 11 декабря 1738 года Тимофей был записан в школу с фамилией Соколовский. [6] Так подписывался он под всеми бумагами, в бытность свою учителем.

С этого времени труды удваивались для юного ученика. Ему приходилось трудиться и духовно и телесно. Учась в школе и упражняясь в занятиях дома, под надзором своего брата, Тимофей в свободные часы нанимался к огородникам копать гряды и так сам себе приобретал пропитание. Таким образом, еще не будучи подвижником, Тимофей уже предвкушал подвижническую жизнь. Но, из-за того, что, во-первых, от школьных занятий его отвлекала работа, а во-вторых, в многочисленном училище было мало учителей (при двух учителях было до тысячи учеников), целый год обучения прошел для него без особенных успехов. Впрочем, для него уже важно было и то одно, что в это время он успел выказать и свои дарования, и свое прилежание и благонравие. Почему, с устройством семинарии, в 1740 г., в монастыре св. Антония Римлянина, он, как один из надежнейших и лучших учеников, (в числе 200 лучших), был принят на казенное содержание. Так Провидение дало ему средства приобрести образование и вступить на предназначенный ему путь!

Впрочем, и с принятием Соколовского на казенное содержание, положение его было далеко не совершенно обеспеченным. Ему приходилось опять терпеть большие нужды. Так, чтобы удовлетворить свою любознательность, которая постоянно требовала себе духовной пищи, ему приходилось нередко жертвовать телесным довольством. Чтобы прочитать полезную книгу, от которой не отрывалось его внимание, или которую не удавалось прочитать днем, в часы классных занятий, – он должен был нередко просиживать целые ночи. А так как казенных свечей для этого недоставало, – то иногда продавал половину своего хлеба и на вырученные деньги покупал свечи. Вспоминая об этом времени, на покое Святитель говорил: «В семинарии я начал продолжать учение на казенном коште и терпел великую нужду, по недостатку к содержанию себя; и так бывало, когда получу казенный хлеб, то из него половину оставлю для продовольствия себя, а другу половину продам и куплю свечу, с нею сяду за печку и читаю книгу». [7] «Записки Чеботарева». В «Новгородских Губернских Ведомостях» напечатан рассказ о том, как Тимофей Соколовский, идя однажды из семинарии домой на святки в одном холодном нанковом халате, едва не замерз на дороге и был спасен одним проезжавшим на тройке купцом, который, взяв его в повозку, завернул в шубу, привез в деревню, отогрел в гостинице и отъезжая купил ему овчинный тулуп и дал денег на дорогу до дому. Спустя лет тридцать после этого, этот купец, Яков Васильев по имени, будучи уже мастистым стариком, стал рассказывать этот случай, как он спас мальчика от холода, – в одном доме в Воронеже, в присутствии св. Тихона. Выслушав этот рассказ, Святитель спросил: как зовут его и спасенного им мальчика, и когда получил его ответ, обнял старика, сказав: «Яков Васильевич! спаситель мой!». (1861 г. №№ 2 и 3). Может быть этот рассказ «Новгородских Ведомостей» в сущности и справедлив, но при том изложении, какое дал ему автор, он возбуждает полное сомнение. Если автору показалось нужным придать этому случаю поэтическую обстановку, – то в таком случае он должен бы был по крайней мере оговориться, что взято из предания, сохранившегося о Тихоне, и что придано им самим (т.е. автором) сущности содержания. Эти достойные всякой похвалы качества молодого воспитанника семинарии – прилежание и любознательность, ради которых он жертвовал телесным довольством, соединялись, как видно, и с сильным, строго благочестивым настроением его души и отличали его от прочих товарищей. Товарищи Соколовского чувствовали особенность его жизни и его высокое нравственное превосходство, но вместо того, чтобы соревновать ему, как следовало бы, они, как обыкновенно бывает с легкомысленными юношами, только смеялись над ним. Они брали лапти, и, махая ими перед Тимофеем, приговаривали: «величаем тя»... Как ни кажется эта шалость ребяческой и глупой, тем не менее она заслуживает того, чтобы о ней было упомянуто, так как предчувствие товарищей действительно впоследствии оправдалось. Им пришлось кадить ему настоящим образом, уже не в шутку, а серьезно.

При таком неутомимом прилежании, даровитый ученик Соколовский оказывал значительные успехи в изучении семинарских наук, и потому беспрепятственно был переводим из одного класса в другой по той мере, как открывались новые классы. Так год он учился синтаксису, год поэзии, четыре года риторике, а вместе и греческому языку. Затем, с 1746 года поступил в философский класс и учился философии, через два же года перешел в богословский класс. Но, так как наставник богословия (Иосиф Ямницкий), вскоре умер, и этот класс был закрыт, – то ученики опять должны были слушать философский курс, читанный новым наставником, вызванным из киевской академии – этого рассадника ученых тогдашнего времени. Так продолжалось до 1750 года. В сентябре же этого года Тимофею Соколовскому поручено было преподавание греческого языка, но сначала ему почему-то не было назначено жалованья, тогда как другие учителя из учеников получали жалованье. Поэтому в июне 1751 г. он подал прошение к преосвященному Стефану (в Петербурге), в котором просил определить ему жалованье, «какое его архипастырской воле угодно будет и оное, за прошедшую сентябрьскую и январскую треть, выдать». [8] Дело в архиве Св. Синода. 1751 г., № 356. Преосвященный Стефан, сделав справку о прилежном исполнении Соколовским его ученических и учительских обязанностей, и получив удовлетворительный ответ, в том же месяце, положил резолюцию: «производить как денежное, так и хлебное (жалованье) против нижней латинской школы учителя, из учеников определенного и из означенного им месяца и числа заслуженное выдать». (1751 г. 12 июня). [9] Там же.