Веденеев Василий - БАЛЬЗАМ АВИЦЕННЫ

«Благословение» вошел в порт медленно и величаво. Кутергин настолько переволновался накануне, что даже не испытал никаких чувств, увидев долгожданный корабль. На нем ли Мирт и его пленник? Вдруг они высадились в Неаполе, вопреки заверениям Сулеймана, или не станут высаживаться в Генуе? Пойдет ли тендер дальше в таком случае? Ведь, возможно, придется плыть в Марсель или Испанию.

Облокотившись о фальшборт, русский смотрел, как на «Благословении» отдают якоря. Вот от него отвалила шлюпка с капитаном, отправившимся улаживать формальности с властями. И почти туг же от набережной к кораблю устремилась другая шлюпка: на ее корме сидел незнакомый господин в дорожном костюме.

Подошел Сулейман, молча встал рядом. Потом слегка толкнул Кутергина крепким плечом и показал на закрытую карету, запряженную сытыми гнедыми лошадьми: она стояла как раз там, откуда отвалила шлюпка, направившаяся к кораблю. Кучер дремал на козлах, зажав между коленей длинный кнут, а около экипажа вертелись несколько крепких мужчин. Медленно тянулось время ожидания, и Федор Андреевич подумал: что делать, если высадка состоится ночью? Но тут капитан тендера тихо рассмеялся:

- Я был прав! Смотри, они готовятся сойти на берег.

Русский впился взглядом в «Благословение», но кроме обычной суеты матросов на палубе ничего не заметил.

- Сейчас спустят корзину. - Сулейман комментировал происходящее на борту корабля. - Шлюпка стоит у другого борта, ее отсюда не видно.

Кутергин напрягся: конечно, он не моряк и не может разобраться в том, что для Сулеймана просто и понятно даже на значительном расстоянии, но если Сулейман прав, то сейчас им придется проститься и, возможно, навсегда. Свои вещи, уместившиеся в небольшом дорожном саквояже, Федор Андреевич давно собрал и держал при себе.

- Вон они, - свистящим шепотом сказал капитан тендера.

Русский и сам уже увидел появившуюся из-за корпуса корабля шлюпку: налегая на весла, гребцы быстро гнали ее к набережной. Кроме них, на скамьях сидели тот же господин, в дорожном костюме, и еще два человека, причем один был закутан в темный плащ.

- Трубу! - взмолился Федор Андреевич, и Сулейман сунул ему в ладонь сложенную подзорную трубу.

Быстро раздвинув ее, Кутергин навел сильную оптику на шлюпку и едва сдержал возглас удивления - рядом с закутанным в черный плащ человеком сидел... Мирт, но в щегольском европейском костюме! Дивны дела твои, Господи! Значит, в плаще Мансур-Халим?

- Я на берег. Прощай! - Русский отдал трубу, одной рукой неловко обнял Сулеймана, а другой подхватил стоявший у ног саквояж и быстро сбежал по шатким сходням.

- Удачи! - вослед ему пожелал капитан тендера.

Сначала Федором Андреевичем овладела шальная мысль немедленно напасть на выходивших из шлюпки и отбить старика. Все-таки на его стороне преимущество внезапности, но он отказался от авантюры: куда бежать со слепым старцем в незнакомом городе? Нет, лучше проследить за Миртом и его спутниками, выяснить, где они спрячут старика, а потом решать, как его освободить.

Спрятавшись за штабелем пустых бочек, Кутергин наблюдал, как шлюпка причалила к набережной и закутанного в плащ человека переправили на сушу, а потом повели к карете.

- Теодор?! Вот это встреча!

Федор Андреевич вздрогнул от неожиданности и обернулся - еще бы не вздрогнуть, когда тебя в генуэзском порту окликают на чистейшем русском языке!

- Теодор! Сколько лет! - Широко раскинув руки для объятий, к нему шел высокий патлатый человек в бархатной блузе и широкополой шляпе. В левой руке он держал большую папку.

«Кто это?» - лихорадочно пытался вспомнить Федор Андреевич. Ба, да это же художник, осенило Кутергина при взгляде на папку в руке бархатной блузы. Кажется, они встречались в опере и в некоторых салонах - дай Бог памяти, как его зовут? И принесла же нелегкая соотечественника в самый ненужный момент.

Художник облапил Федора Андреевича и смачно облобызал в обе щеки, обдав крепким ароматом перегара. Теперь стала ясна причина его бурной радости.

- Путешествуешь? - Живописец поглядел на саквояж в руке Кутергина. И, не дожидаясь ответа, продолжил: - Здесь Мекка! Брось все, пойдем в кофейню к Луиджи. Я покажу тебе такие типажи, что ты ахнешь! Ты только что с корабля? Не волнуйся, вино и стол везде довольно приличные и не слишком дороги. А солнце, а женщины, а старинные развалины!

«Раздольский», - наконец вспомнил фамилию художника Федор Андреевич, но имя и отчество живописна напрочь вышибло из головы. Да и знакомство-то у них весьма шапочное, но за границей русский русскому роднее кровного брата, особенно если один русский сильно во хмелю. Кажется, Раздольскнй состоит в связи с какой-то графиней или княгиней и та обещалась ему помочь с поездкой в Италию - эти сплетни Кутергин слышал перед отъездом из Петербурга. Значит, обещание выполнили? В сущности, живописец - безобидный и добрый малый, и в другое время капитан даже обрадовался бы, встретив его на чужбине, но не сейчас: те, за кем он следил, уже сели в карету, - и кучер начал разворачивать лошадей. Офицер надеялся еще успеть поймать извозчика и догнать карету. Но Раздольский вцепился в рукав:

- Теодор!

- Извини, мне сейчас недосуг. - Федор Андреевич вежливо, но твердо высвободился из цепких пальцев художника. - Встретимся вечером, у Луиджи. Прощай!

- Но...

Не слушая его. капитан юркнул за штабель пустых бочек, пробежал вдоль него и оказался в каком-то переулочке. И тут же увидел свободного извозчика. Прыгнув в коляску, он приказал:

- Поезжайте за каретой!

Благо, пригодились некоторые познания в итальянском, которые он получил, интересуясь оперным искусством. Однако возница сразу признал в нем иностранца.

- Синьор! Вы впервые в нашем прекрасном городе? Я буду вашим чичероне.

- Поезжайте за каретой! - настойчиво повторил капитан. Если сразу не остановить экспансивного южанина, желавшего заработать лишнюю монетку, след Мирта и слепого шейха будет навсегда потерян: карета уже развернулась и покатила прочь от набережной. И тут Федор Андреевич догадался, как заставить извозчика замолчать и стать послушным. - Дам золотой!

- О, синьор! Я понимаю, дело касается женщины! - Свистнул кнут, и запряженная в пролетку кобылка рванула с неожиданной резвостью.

Кутергин откинулся на потертую спинку сиденья и поставил саквояж на колени: пожалуй, не стоит разубеждать извозчика - пусть думает что хочет, лишь бы не упустил карету...

Оставшись один, Раздольский недоуменно пожал плечами: что это стряслось с таким обходительным и неизменно любезным Теодором? Отчего он не захотел пойти к Луиджи? Но, может быть, он все-таки придет в кофейню вечером?

Зажав папку под мышкой, художник достал из кармана брюк фляжку с виноградной водкой - вино тут удивительно дешево и прекрасно помогает переносить жару.