Альфред Элтон Ван Вогт - Избранные произведения. Том I [Компиляция]

И тут она впервые посмотрела ему в глаза.

И снова у Модьюна мелькнула знакомая мысль, вернее, подобие мысли: «Все очень убедительно».

Он поймал ее, когда она уже исчезла — всего одна фраза, единственное умозаключение человека, который наконец, все понял. И сразу его осенила ужасная догадка:

«Не достаточно убедительно».

Лицо девушки чуть дрогнуло. Танец продолжался. Иллюзия — теперь Модьюн не сомневался, что это было иллюзией — оказалась довольно устойчивой.

Но сам он уже ей не принадлежал. Он с интересом ждал появления истинной картины. И не особенно удивился, когда перед ним вместо реальности, всплыла новая галлюцинация.

Двое стояли лицом к лицу — он сам и Банлт, человек-крыса. Банлт озадаченно спрашивал:

— Моя… философия? А что такое философия?

Вот они стоят рядом — высокий, мощный мужчина и тоже высокий, но более худощавый человекозверь. Они снова на Земле, в сверкающем мраморном зале суда Модьюн объясняет, что философия — это постоянно присутствующий фактор. И следовательно…

— Что же побудило вас украсть машину?

— Я ведь уже говорил: решил, что я ничем не хуже гиен. — Банлт замолчал и беспомощно развел руками в ожидании ответа.

— То есть вы хотите сказать, — подытожил Модьюн, что в мире, который создал человек, власть могут захватить гиены, а остальные будут заниматься мелкими дрязгами из-за каждой пустячной несправедливости?

Человек-крыса заморгал.

— Постойте, — сказал он. — Разве я так говорил?

И только Балнт произнес эти слова, как вдруг он сам, и зал суда поблекли, как изображение на экране, когда в кинотеатре зажигают свет.

Модьюн ничего не видел, но на ногах стоял твердо. Он стойко переносил временное неудобство, потому что был уверен: его разум пытается превозмочь постороннее воздействие и обрести ясность мысли. Краткий диалог с Банлтом, которого в действительности никогда не было, лишь очередная попытка зоувгов покончить с человеком. Они еще раз продемонстрировали ему, что человек и его разумные животные — безнадежно испорченные выродки, и к тому же совершенно безмозглые.

А ведь человек способен на гораздо худшее, чем невинная выходка Балнта. Под маской мелочной ревности к чужому превосходству, в каждом человеке скрывается безумная гордыня. Эта безудержная страсть таится в его душе в неусыпном ожидании малейшей лазейки в барьерах, воздвигнутых чужими намерениями и целями. И если вдруг случится, что в этой стене предвзятости и агрессивности хотя бы на миг появится просвет, безумец бросится в него, куда бы тот не вел — к власти, богатству, благополучию, угнетению неимущих. И будет использовать любые средства убийства, пытки или заточение всех противников до единого. Он без жалости и колебаний изберет этот путь и пройдет его до конца.

Если же взять земную женщину, то она всегда хочет одного — быть рядом со своим божеством. Легкомысленная принцесса, которая никогда не спросит мужчину, как он достиг своей цели. У нее одна мечта — чтобы он всегда оставался на вершине, подчинив всю свою жизнь этой цели.

А те мужчины и женщины, которым пока не повезло, нетерпеливо и жадно дожидаются своего случая.

Зоувги правы. Человеческий род не достоит жить

Модьюн не удивился, что такой вывод его ничуть не тревожит. Он все больше ощущал происходящую в нем внутреннюю перемену.

Какая ожесточенная схватка! Их одержимость не ведает сострадания. Шаг за шагом они навязали ему новую программу. Все началось с защитной телепатической реакции тела при первой стычке с гиеной… А закончилось грандиозным поединком, величие которого он сам еще не осознал, мощной атакой черной дыры. И вдобавок еще это грубое посягательство на него, как на личность!

«Идиоты несчастные, — подумал Модьюн, — я и не заметил, как они превратили меня в бойца».

И после этой мысли зрение вернулось к нему.

Он снова стоял перед прозрачной дверью, ведущей в дом зоувга. Вокруг — мертвая тишина.

«Ну конечно, — подумал он, — так и должно быть».

Самый первый миг его появления здесь. В этот момент — зоувги объединились в единую цепь, пытаясь подавить его разум. Он понял, что на протяжении долгих смертоносных секунд, его мозг, мобилизовав все свои способности, так великолепно усовершенствованные нунулийцами, вел безмолвную схватку не на жизнь, а на смерть. Она разворачивалась в подсознании, на том уровне, который увы! — стал привычным для человеческого мышления.

Вечная, бездонная стихия глубинных психических сил именно она, никогда ни о чем не спрашивая, всегда бездумно принимая любые мимолетные чувства и настроения, довела человечество до самого края, до той пропасти, где последние мужчина и женщина застыли вдвоем перед лицом вечности.

Модьюн еще раз бросил взгляд га гористый пейзаж, потом снова на дверь и, наконец, заглянул в глубины своего разума. На этот раз сомнений не было. «Все настоящее, уверенно подумал он. — Теперь я на самом деле пришел».

Остается самому решить свою участь.

Он медленно открыл дверь и вошел в приемную. Секретарь-нунулиец, поджидавший его за столом на другом конце комнаты, протянул ручку и указал на книгу для посетителей. Модьюн взял ручку, наклонился и твердо, без колебаний вывел: «Модьюн, человек Земли, прибыл для заключения вечного мира на правах победителя, готовый продиктовать свои условия поверженному врагу…»

И только написав эти слова, он заметил, что они начисто отрицают всю его жизненную философию. «Да, подумалось ему, — стоит почувствовать себя другим человеком, и все сразу меняется».

Новое чувство говорило ему — человечество сделало все необходимое для того, чтобы выжить. Существование в обществе себе подобных его больше не страшит. И люди никогда не согласятся с ограничениями, стесняющими их развитие.

Человечество выбирает жизнь.

И это совсем другое чувство — жить, жить, жить!

После секундного раздумья Модьюн еще раз взял ручку, чтобы добавить к уже написанному такие слова: «… на основе принципа — живи и давай жить другим, воистину так!»

Потом подчеркнул ключевую мысль: «Воистину!»

Выпрямился во весь рост, ощущая новый, доселе неведомый душевный подъем, сродни ликующей песне без слов.

— Мне в какую дверь? — спросил Модьюн, и его голос раскатился громом в тишине приемной.

Долгое молчание… На гладком сером лице нунулийца застыло странное выражение напряженного внимания. «Ждет инструкций», — понял Модьюн.

Медленно, словно через силу, рука нунулийца поползла вверх и указала на правую дверь.

Под ликующие звуки победного гимна Модьюн прошествовал в комнату.