Александр Ломм - Муравьиный Царь [Компиляция]

Дуванис в одну секунду промок до нитки. Ошеломленный, он с минуту стоял на месте, глядя в беснующийся мрак и прислушиваясь к устрашающему грохоту небывалой грозы. Потом из горла его вырвался крик:

– Калия! Калия! Ка-ли-я-а-а!!!

И, сорвавшись с места, он бросился бежать дальше. Несколько раз его сшибали с ног стремительные потоки, катившиеся со склонов холма. Он падал, по самые локти погружая руки в вязкую грязь, но, извиваясь всем своим гибким и сильным телом, снова вскакивал и, оглушенный, полузахлебнувшийся, продолжал бежать, сам уже не зная куда…

Эта неравная борьба человека со слепой разбушевавшейся стихией завершилась самым неожиданным образом.

Дуванис с разбегу врезался во что-то мягкое, живое. Оттолкнувшись от невидимого препятствия, он потерял равновесие и чуть не упал, но в этот миг его подхватили чьи-то могучие руки, и над самой его головой, перекрывая шум ливня и раскаты грома, раздался спокойный звучный голос:

– Тише, дорогой, тише! Сейчас эта музыка прекратится… Дай-ка я укрою тебя…

Дуванис почувствовал, что на спину его легла какая-то тяжелая и плотная ткань. Она укрыла его всего, с головы до ног. Дуванис доверчиво приник к широкой груди незнакомца, затих, еле дыша от усталости и пережитого волнения.

Несколько минут прошли в полном молчании. Вскоре ливень заметно пошел на убыль, раскаты грома стали раздаваться все реже и реже…

Немного отдышавшись и успокоившись, Дуванис спросил:

– Кто вы, ведеор? По голосу вы показались мне нездешним.

– А я и есть нездешний! – густо пророкотал незнакомец.

Больше он ничего не сказал, а Дуванис считал неудобным приставать к нему в таком положении с вопросами. Так они и стояли, тесно прижавшись друг к другу, чуть ли не по колено в жидкой грязи, пока не замерли наконец последние отголоски чудовищной грозы. Дождавшись наступления полной тишины, незнакомец, укрывший Дуваниса, сказал:

– Ну вот и все кончено! Вылазь, сурок, из норы!

С этими словами он откинул свой тяжелый плащ. В первое мгновение Дуванис был настолько ослеплен резким переходом от кромешной тьмы к яркому блеску летнего дня, что невольно заслонил глаза рукой. Но потом, привыкнув к свету, он увидел чистую небесную лазурь без единого облачка, увидел веселое знойное солнце – и даже, засмеялся от удовольствия. Однако смех тут же замер у него на губах, когда он перевел взгляд на поля.

Никаких полей, собственно, больше не было. От них решительно ничего не осталось. Всюду, куда ни кинь взгляд, простиралось безбрежное месиво жидкой грязи. Она еще пузырилась, пыхтела и расползалась. По ложбинам и низинкам, устремляясь к недалекому морю, бурлили и пенились мутные потоки. А посевы? От посевов не осталось ничего – они были уничтожены.

Дуванис со вздохом провел рукой по щеке, размазывая на ней бурые подтеки, и тут же впервые оглянулся на своего спасителя. Оглянулся, да так и застыл с широко раскрытым ртом.

В трех шагах от Дуваниса задумчиво расхаживал взад-вперед высокий широкоплечий старец в длиннополой голубой мантии, густо унизанной невиданно крупными бриллиантами. Смуглое, выразительное лицо могучего старца было обрамлено влажными прядями белых волос, на грудь свисала окладистая белая борода. Полы великолепной мантии, сильно испачканные грязью, волочились по луже, а при каждом шаге старца над поверхностью мутной воды появлялись большие, облепленные бурой глиной ступни в ременных сандалиях… Старец, казалось, забыл о присутствии Дуваниса. Он очень внимательно обозревал погибшие поля, и лицо его при этом все более и более омрачалось.

Справившись с первым потрясением, Дуванис приблизился к старцу, почтительно прокашлялся и произнес сдавленным голосом:

– Простите, ведеор… Но вы… вы… Кто же вы, собственно, такой?

Старец тотчас же обернулся, осмотрел Дуваниса с головы до ног, и на его хмуром лице появилась добродушная улыбка.

– Я? Разве не видно, кто я? Я бог единый, повелитель вселенной! – проговорил он неимоверно густым, приятно рокочущим басом.

Ответ старца прозвучал так естественно и просто, с такой непринужденной убедительностью, будто речь шла о чем-то обыкновенном и повседневном. Дуванису показалось, что он ослышался.

– Как вы сказали, ведеор? – переспросил он, ободренный улыбкой удивительного старца.

– Я сказал, что я бог единый! – повторил старец, откровенно наслаждаясь изумлением молодого человека.

– Это что же, фамилия у вас такая, да? – продолжал выпытывать Дуванис, будучи не в состоянии поверить в прямой смысл услышанного ответа.

– Зачем фамилия? Я просто бог! – с бесконечным благодушием ответил старец. – Иначе меня еще называют всевышним, вседержителем неба и земли, царем небесным, создателем и повелителем вселенной и так далее и тому подобное. Но сокращенно я называюсь богом единым.

– Но ведь вы это несерьезно! Ведь этого не может быть! – вскричал Дуванис, начиная подозревать, что старец его просто разыгрывает.

– Почему не может быть? – искренне удивился бог. – Все может быть, дорогой мой юноша, а бог в особенности! Люди так много толкуют о боге, столько сил на него тратят, такие храмы ему воздвигают, что он при всем желании не может не быть! Кстати, ты веришь в бога?

– Вот еще! Конечно, не верю! – ни секунды не колеблясь, отрезал Дуванис.

– Молодец! Честное слово, молодец! – со смехом сказал старец. – Хвалю за смелость, милый юноша… Однако, несмотря ни на что, я все же бог, и твое неверие никак не может изменить этого факта. Ты ведь веришь фактам?

– Смотря какие факты…

– Ладно, не будем спорить! Факты бывают только фактами. Но мы с тобой увлеклись и не завершили нашего знакомства. Я тебе открылся, а ты до сих пор не отдал долг вежливости. Как тебя-то зовут?

Дуванис хитро глянул на старца и, укрепляясь все сильнее в своем подозрении, что это всего лишь какая-то странная игра, решил убедить бородатого насмешника, что он, Дуванис Фроск, не какой-нибудь легковерный деревенский простачок:

– Вы утверждаете, ведеор, что вы бог, а сами спрашиваете, как меня зовут. Это не вяжется. Если вы бог, вы должны знать все.

Отличный, мастерский удар! Сейчас старичище в мантии сконфузится и признает себя побежденным! Весьма довольный собой, Дуванис приготовился насладиться своей блестящей и мгновенной победой. Но не тут-то было. Старец даже не подумал конфузиться. Напротив, он по-прежнему самоуверенно откровенно веселится, громоподобно хохочет и сквозь раскаты смеха гремит своим удивительным басом:

– Остер! Ох же и остер! Нет, ты мне положительно нравишься, милый юноша… Ведь как отбрил! Сам должен знать, коли бог… Правильно, во всех отношениях правильно! И трудно что-либо возразить!..