Патрик Уайт - Фосс

Фосс выплеснул содержимое таза, дал больному ревеня и настойки опия, и тот задремал, хотя время от времени сознание и возвращалось к нему, словно издалека.

Как-то раз он сел и проговорил:

– Я отплачу вам, обещаю! Я вас не обману.

В другой раз он сказал:

– Настанет время, и я дам вам знать, что пора подвести итог… пожалуй, загодя, когда мы будем вместе в пещере… Не вскипятить ли чаю, мистер Фосс?

– Только не в такой ливень, – ответил немец. – Нам ни за что не разжечь огонь.

– Но только в пещере! – настаивал больной, горевший от жара. – И все-таки вам придется отдать ее мне. Я положу ее под одеяло, на всякий случай.

– Отдать кого? – не понял задремавший было Фосс.

– Книжку, – сказал Лемезурье. – Она в моей седельной сумке. Дайте мне ее, мистер Фосс! Дайте мне книжку с мраморным обрезом!

Как те камелии, вспомнил Фосс.

– Можно взглянуть? – осторожно спросил он. Прочесть прошлое? Или узнать будущее?

– Нет, – ответил Лемезурье. – Еще слишком рано.

Роясь в седельной сумке среди сухих хлебных крошек и осколков закаменевшего мяса, Фосс действительно обнаружил книгу.

До чего же он силен, осознал немец, опускаясь на колени рядом с постелью. Никогда прежде ему не доводилось держать в руках душу человека.

– Вы расплатитесь со мной ею, Фрэнк? – спросил он.

– Я еще не готов, – ответил Лемезурье. – Помните тот вечер в Сиднейском парке? Я могу дать вам лишь то, что вы дали мне. Когда-нибудь. Только вы не знаете, насколько тяжело это будет, иначе бы вы не просили. Неужели не видите, что у корней кровит?

– Поспите, – посоветовал Фосс. – Поговорим об этом в другой раз.

– Да, – согласился Лемезурье и вроде бы погрузился в сон, надежно спрятав блокнот под одеяло.

Внезапно он снова сел и заговорил вполне вразумительно, облизнув пересохшие губы, потому что произносить подобные слова было страшно:

– Вначале я воображал, что если преуспею в точном описании чего-нибудь, к примеру, этого маленького конуса света с размытыми краями или этой жестяной кружки, то смогу тем самым выразить истину. Но я не смог. Вся моя жизнь – сплошная неудача, прожитая позорнейшим образом, неизменно бессмысленная и унизительная. И вдруг я осознал свою силу! Тайна жизни вовсе не в успехе, который является самоцелью, а в неудачах, в постоянной борьбе, в становлении!

Фоссу не нужны были чужие тайны из первых уст. Он предпочитал открывать их сам, пользуясь интуицией, и нападать. Теперь же его лишили такого преимущества. Поэтому он заметил:

– Знаете, у вас небольшой жар. Лучше вам сейчас отдохнуть.

А еще он трясся над собственными тайнами, которые молодой человек, возможно, прозрел.

– Отдохнуть! – рассмеялся Лемезурье. – Снова вынужден напомнить вам о том вечере в парке, когда мы в той или иной степени сознались в одержимости одним демоном.

Немец растерялся и уже не мог придумать, как погасить бушующее пламя. Больной продолжал гореть.

– Разумеется, оба мы неудачники, – проговорил Лемезурье, и это прозвучало как признание в любви.

Они лежали и слушали долгий, неторопливый дождь, который никак не утихал.

– Если бы вы не были больны, Фрэнк, – наконец сказал Фосс, – то не поверили бы собственным ушам.

Теперь молодой человек все понял.

– Это из-за опия, – объяснил Фосс, не выдерживая. – Вы и сами не вспомните того, что наговорили. Именно поэтому, – сухо добавил он, дергая тощей шеей, – я признаю, что это может быть правдой.

Так, в итоге, они достигли единодушия.

Лемезурье, стремясь извлечь из их отношений последнюю каплю крови, подался вперед и спросил:

– Поскольку я удостоен чести присутствовать при осуждении человека на вечные муки и надлежащим образом выразить все, что в это время переживаю в своей душе я сам, согласны ли вы играть свою роль до конца?

– Иного пути нет, – ответил Фосс, обращаясь к серо-зеленому телу спящего товарища.

Немцу хотелось изучить блокнот, однако его удержала неприязнь или даже страх прочесть в нем свои собственные мысли. Вскоре он тоже уснул в отблесках оловянного света.

Утром глава экспедиции решил взять с собой лишь мальчика-аборигена и поискать более подходящее место для стоянки, где они смогут укрыться от дождя и подлечить заболевших. Уже через пару миль на противоположном берегу реки они обнаружили пещеры.

– Иди-ка, Джеки, – велел Фосс, – и проверь, насколько там сухо.

Черный мальчик, чье голое тело тряслось и нервничало под саваном мокрой парусины, отказался наотрез.

– Слишком черно. Этот черный потеряться внутри!

– Дугалд бы не испугался, – заметил Фосс.

– Дугалд тут нет! – честно ответил Джеки.

Фосс яростно проклял всех черных свиней, однако тут же принялся убеждать себя, что виной тому дождь, потому как верил: черные подданные его королевства будут еще долго разделять его страдания после того, как белые отрекутся.

Смирившись, он направил несчастную лошадь к желтому берегу и в ледяной поток, мигом поглотивший все мысли и чувства. Не считая этого, они плыли просто восхитительно. Ни один сон не мог бы быть более плавным, тихим, неизбежным. Бедная лошадь, казалось, не плывет – топчется по воде. Наконец она чиркнула копытами по дну, напряглась, вылезла на противоположный берег и отряхнулась так, что кости животного и всадника застучали друг о друга со страшной силой. Едущий следом Джеки придерживал во время переправы хвост гнедого мерина и стоял теперь на берегу, улыбаясь и дрожа от холода в своей светящейся наготе, потому что парусиновый плащ он утопил. Кожа его, в отличие от остальных аборигенов, напоминала скорее бронзу, чем железо; страх и холод облагородили ее до золота высочайшей пробы, примирив Фосса со своим рабом, особенно после того, как вследствие его собственной храбрости удалось преодолеть реку.

– Теперь, – объявил он, – мы осмотрим пещеры.

Черный мальчик не стал возражать, но и вперед белого человека, владевшего магией изгнания, не полез. Ночь была ужасна и никогда не покидала своих гнезд, вроде этих пещер. Без огня он бы туда не сунулся. Доверять не следовало даже лунному свету, ведь он всегда полон соблазнов злобного меха и коварных зубов, которые норовят впиться в черную кожу.

– Черные лежать в эти пещеры, – заявил Джеки, начиная кое-что понимать.

– Как-как? – переспросил Фосс.

Черный мальчик не мог объяснить своих предчувствий, поэтому улыбнулся и покачал головой, избегая выжидательного взгляда своего господина.

– Скоро все увидим, – сказал немец, входя в пещеру.

Оттуда мигом ринулись наружу летучие мыши, закричали на дождь, сделали круг и за неимением других вариантов вернулись в потревоженную темноту. Оставшись один, черный мальчик понял, что лучше уж последовать за мышами, и присоединился к хозяину. Как хорошо, что тот у него есть, вздохнул с ним вместе дождь.