Патрик Уайт - Фосс

Как выяснилось, пещеры не были ни слишком глубокими, ни слишком темными, к тому же в самой просторной из них в скале наверху зияла шахта, и сквозь нее сочился пыльный свет. Пол скрывался под толстым слоем пыли, которая приглушала шаги и вызывала благоговейный трепет. Пахло пылью и вечностью, а также, вероятно, и человеческими останками, древними и давно упокоившимися.

Под воздействием света черный мальчик взволнованно залопотал на своем языке. В пещере запахло живым юным телом. Судя по выражению беспечности на его лице и мечтательным движениям, место это было полно светлой магии.

И тут Фосс заметил рисунки.

– Джеки, что они означают? – спросил он.

Мальчик принялся объяснять на родном языке, указывая пальцем.

– Verfluchte Sprachen! [31] Проклятые языки! ( Нем. ) – вскричал немец, попадая в двойные тиски чужих языков.

Мальчик продолжил, как ни в чем не бывало, и немцу пришлось взять себя в руки.

– Змея, – объяснял Джеки. – Отец моего отец, все черные. Gut, – добавил мальчик на родном языке Фосса, и это слово осветило все кругом.

Мужчина все больше поддавался простоте наскальных рисунков. Отныне любые слова лживы, за исключением тех, использование которых вызвано необходимостью, оберегающей язык.

– Кенгуру, – показал мальчик. – Старик, – улыбнулся он, касаясь отдельных частей тела, надо сказать, весьма выдающихся.

Хотя немец уже начал проникаться симпатией к тайне рисунков, которые превосходно передавали мелкие подробности, он наконец оторвался от кенгуру и довольно строго сказал:

– Ja. Natürlich [32] Да. Понятно ( нем. ). . Только мне больше нравятся эти. Что они означают?

Фосс указал на замысловатые изображения скелетов или связок костей с развевающимися перьями. Он вспомнил, как в детстве запускал воздушных змеев с привязанными к хвостам посланиями. Иногда бечевка обрывалась, и освобожденный змей, если не растворялся в небе, уносил послание далеко-далеко. Впрочем, куда бы он ни добирался, ответ не приходил никогда.

И вот теперь, глядя на человечков-змеев, Фосс преисполнился надежды.

– Люди улететь мертвые, – объяснял мальчик. – Повсюду, – помахал он рукой. – В камнях. В деревьях. Людей больше нет, – сказал он, проводя пальцами по лучам света, словно по собственным волосам. – Больше ничего нет. Вот так! Видеть? – Он приложил щеку к сложенным ладоням и заморгал. – Ветер дуть много, ночью белый, и это мертвые люди. Они выходить. Мы не видеть. Они повсюду.

Стены пещеры зазвенели шепотами перепутавшихся змеев. Души людей только и ждали, чтобы появиться.

– Теперь я понял, – мрачно кивнул Фосс.

Он действительно все понял. Прочувствовал до кончиков пальцев. Он был безмерно счастлив.

Почему это не может длиться вечно, поинтересовался он у женщины, которая была постоянно заперта внутри него и которая отвечала ему кончиками своих длинных, мечтательных волос. Она предположила: возможно, души тех, кого мы знаем, не более разговорчивы, чем их слова, если ты касаешься прикрепленных к ним струн; поэтому им суждено лопнуть, и освобожденные души понесут послания надежды в Богемию, Моравию и Саксонию, если их не сотрет дождь – в этом случае нашедшим придется довольствоваться догадками.

Промокший мужчина в пещере должен был чувствовать боль и холод, но плавная, чуткая душа женщины ласкала его упрямый, мятежный дух. Втайне ему хотелось – зачем втайне, ведь мальчик все равно бы ничего не понял! – хотелось оставить свой след, написав среди наскальных рисунков теплой охрой счастливую букву «Л».

Время шло, летучие мыши нервничали, мальчик устал от рисунков и стоял у входа в пещеру, вспоминая того крупного кенгуру, чьей опаленной шкурой набивал живот дней десять подряд. Теперь он проголодался. «Nun wir müssen zurück» [33] Теперь мы должны возвращаться ( нем. ). , – сказал мужчина, прервав свои размышления.

Незнакомый язык вовсе не беспокоил черного: похоже, он вообще не слушал слов. Джеки подождал, когда белый человек начнет действовать. И потом уже последовал за ним.

За вторую половину дня основная часть отряда продвинулась до спасительных пещер. Лемезурье был все еще очень слаб и покачивался на лошади, Тернер, Ангус и Гарри Робартс тоже ослабели, хотя и не так сильно. Прибыв туда, где Фосс и абориген пересекали реку, решили построить плот, чтобы переправить на противоположный берег припасы, которые нельзя мочить. Джадд принялся валить редкие и вдобавок довольно кривые молодые деревца, умудрившись в конце концов нарубить нужное количество. Дождя он не страшился. Вода стала его стихией, и сверкающий топор словно проплывал сквозь дерево. Вскоре Джадд соединил деревца вместе и закрепил на поплавках из полых бревен, привязав ремнями из воловьей шкуры, которую припас как раз для подобного случая.

Тем временем люди взялись проклинать и дубасить коров, мулов и запасных лошадей, тесня к реке. Животные жалобно молили о пощаде, потом понуро подчинились и бросились в воду. Коз пришлось сперва погонять по берегу: как существа более разумные они понимали, что к чему и не желали идти на верную смерть. Они кричали так, будто их режут, а загонщикам казалось, что нож приставлен к их собственному горлу. Козы качались на воде и плыли. Напрасно рога рассекали воздух. Вскоре стало ясно, что, по крайней мере, пятерым животным не выкарабкаться. Течение тащило их прочь, старая рогатая коза посмотрела на Фосса умоляюще, и тот крикнул:

– Мистер Джадд, плот еще не готов? Поскорее, иначе мы не успеем переправиться и обсохнуть до темноты.

Потому что козам уже не помочь…

– Мистер Джадд, – снова окликнул он, – вы понимаете, что в воде мука превратится в клейстер? Не надо грузить на мулов, кладите же ее на плот, да поживей!

Немец до такой степени расстроился из-за коз, что вознамерился настроить против себя всех и вся, делая вид, что не смотрит, как эти достойные животные спускаются в ад.

Вскоре дошла очередь и до плота. Из-за крутых берегов и тяжести сырого дерева тащить его было нелегко, Тернер стонал, что у него кишки вот-вот полезут наружу, однако плот все-таки спустили на воду, нагрузили по большей части мукой, снаряжением, орнитологическими экспонатами Пэлфримена, растениями и насекомыми, которые собирал сам Фосс. Пока несколько человек удерживали качающиеся бревна, Джадд и Джеки переплыли на лошадях через реку, таща веревки, привязанные к сомнительному плавсредству.

К этому моменту Фосс осознал грядущую катастрофу и хотел поднять голос, но тот оказался слишком тяжел. Завороженный обреченным плотом, Фосс продолжал смотреть. То, что он предчувствовал почти в мельчайших подробностях, должно было произойти, поэтому немец наблюдал, спрятав подбородок в шерстяное кашне, которым пришлось обернуть шею из-за резкой перемены погоды.