Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Из-за скелетов железных птиц, торчавших из земли подобно останкам динозавров, темнели очертания ангаров, чья участь не лучше уготованной самолетам. Люди Старого мира оставили после себя много железа и еще больше пластика.

Проходя мимо одного из ангаров, услышал человеческую речь, доносившуюся из-за обломков, выстроенных кривым забором. Остановился и вслушался. Вроде голоса. Осторожные. Подобрался ближе; их перешептывания перекрыли его шаги. Разобрав в разговоре знакомые слова, и расплывчатые очертания в прорехах заграждения, понял: за укреплением укрывшиеся от зимы собиратели Черни. Цой не стал перешагивать струну погремушки, задел нарочно, заставив ложки и вилки тренькать, сообщая о его присутствии.

— Ухты-йухты! — напуганный раскатистый голос эхом прокатился по громоздкому пространству ангара и тучные наброски фигур, едва отличимые в ослабевшем покрове тумана, засуетились: два силуэта выросли, шурша одеждой и звеня пластинами брони. Схватились за оружие и слились в большое пятно: приткнулись друг другу спинами, топтались на месте, беспокойно ворочая головами по сторонам.

— Это Цой, — назвался искатель, узнав голос Кана. — Сейчас выйду.

Маячащие тени тщетно пытались разглядеть говорившего, но не вышло, пока он сам не позволил, подойдя достаточно близко с поднятыми в воздух руками. Двое, как по команде, расслаблено выдохнули.

— Незя так, Цой, незя, — проговорил Кан уже почти не дрожавшим голосом, сдвигая шапку на лоб, а потом и на изрытое шрамами лицо, вытирая капли пота. — Проходь. Зима-то затянулась, так что, давай, прижопенивайся.

Искатель шагнул за обнесение и уместился на помятой бочке. На расстоянии вытянутой руки лежала опрокинутая катушка, чья дряхлая и неровная поверхность служила столешницей, на которой разложили потрепанные листки с изображением красавиц Старого мира — собиратели перекидывались в дамки. В самом центре импровизированного стола — начатый бутыль гона.

Собиратели вернулись на места. Кан уткнул увесистое ружье в землю и прислонился лицом к перемотанному прикладу; физиономию стянуло набок.

— А вдруг отсюда не выйдем, —развел руками, имея в виду туман, — то хоть останемся на наших условиях, — подпитые глаза уставились на бутылку.

— Выпьешь?

Цой отмахнулся.

— Мож тогда, эта, кишканешь чего?

Искатель кивнул; подкрепиться не прочь, желудок давно требовал пищи.

— Эдя, а ну-ка, доставай. Живо-живо. Рот закрой, — добро потребовал Кан. — Уж я-то знаю, ты ж у нас самый запасливый.

Эдя, детина в темном плаще, позволявшем прятать немыслимое количество вещей, покосился на Кана из-под проволочных бровей, будто тот выдал сокровенную тайну, с которой обещал ни с кем не делиться и нехотя пошарил в складках накидки. На покрытое обильной растительностью лицо вдруг легла тень улыбки, и рука потянулась в подсумок, лежавший под бочкой.

— Попробуй, — собиратель выложил на стол паек тоще обычного. — Смелее, Цой, не умрешь, — подвинул ближе. Искатель спокойно взял обернутую в плотный лист плитку и вкусил немного. Разжевал, распробовал и звучно проглотил на радость голодному желудку. Похвалой и благодарностью послужили поджатые от удовольствия губы. — Круто, а? — ободрился Эдя, радуясь тому, что кушанье пришлось по вкусу. — Состав не расскажу, но скажу, как назову, — разошелся триумфальной улыбкой и объявил: — Бутерврот.

Вместо рукоплесканий получил череду одобрительных кивков Кана и Цоя.

— Думали, Мак вернулся, — разочарованно признался Эдя.

— А где он?

— А-а-й, — цыкнув, среагировал Кан и махнул рукой. — Осенило его. Выдумал, как зимой безопасно ходить и утоптал проверять. В такой-то туман, а. Любитель устраивать себе евпаторию. — недовольно пробормотал собиратель. Достал из-за пазухи свернутый лист, надкусил с двух сторон, сплюнул и закурил, пряча самокрутку в ладони.

— Вы в Чернь?

— Какой там. Мы два дня как на вылазке. Наш искатель расщелину какую нашел, говорит, река там, — вытянул вперед руку, будто та текла прямо перед глазами, — а в водах еешних небеса не отражаются, по берегам ни деревьев, ни травы, зато на дне, на дне, говорит, грина растет больше, чем волос на голове Эди, — кивнул на копну напарника. — Мы двинулись, а потом беда за бедой: бес ненормальный пронесся, едва ноги унесли, теперь вот, — оглянул туман, — зима догнала. Никак Каторга в покое не оставит.

— А расщелина где?

Кан отлип от приклада и достал сверток, покрытый аккуратно выжженными дырами, и раскатал на столе поверх дамок. Прижег угольком сигареты нужно место. Эдя чуть было не взвизгнул, боясь, что напарник попортит бесценные дамки, но тот, как бы успокаивая, деловито выставил ладонь.

— Обычно после жгу, — кивнул на струйки сизого дыма, — ну, ты понял.

— Если сделаете небольшой крюк, — Цой указал на карте долину железных цветов, где завалило беса, — сможете забрать часть костей беса.

Глаза Кана округлились, а редкие брови поползли вверх:

— Ты опять? Опять беса угробил?

— Не, нашел таким.

Кан уткнул рукой подбородок и задумчиво кивая, оценивал маршрут.

— А сам куда? — поинтересовался Эдя.

— В Обелиск.

У собирателей дыхание перехватило, даже не переглянулись от ступора, а у Кана самокрутка изо рта выпала. Прямо на карту. Эдя резко схватил ее, сильно смял и послал прочь, затем открыл рот и моментально закрыл, потом вновь открыл, но слова так и не стали звуком.

Кан, сглотнув ком, сказал:

— Так там же, эта, смерть кругом, Цой. Не, я понимаю, тебе память отбило, но такие-то вещи помнить надо.

Искатель не ответил.

— Мы бы тебе помогли, но, сам понимаешь, река-неотражающая-облака…

— Я сам.

Эдя разглядел необычную одежку искателя в устоявшемся тумане.

— Так, правда, выходит? — потрепал густую бороду. — Не соврал Газ, когда за горючкой приехал. Ты нашел Старых людей?

Искатель кивнул, и собиратели заметно оживились.

— Значит, того и гляди, все как раньше станет?

— Доживем — увидим, — коротко ответил Цой.

— Так, а девки-то… Девки. Такие? — Эдя трясущимися от волнения руками показал потрескавшийся лист с изображением рыжеволосой девицы невероятной красоты.

— Такие, — признался Цой, вспомнив Щупу.

Ответ обрадовал собирателя, тот даже заерзал, сидя на бочке.

— Раньше, — с теплом вспоминал Эдя, перебирая листки с дамками на столе, — вроде, собирались так вот и травили у костра анекдоты.

— Чоэта?

— А йух его знает. Так что, продолжим?

— А давай, — Кан поправил свои карты дамок и выложил одну ближе к центру. Эдя накрыл ее своей. — Ты чоэта удумал? У тебя другая была, на пятерочку, — говорил голосом, которым обычно дуракам объясняют очевидное. — Дойки еще как вымя у коров Мяснинска висели. Думал, не замечу? Ну-ка, живо-живо, не гнезди мне тут, старую на место, — потыкал пальцем в стол. — Нечего мне здесь.