Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Цой укрылся в темноте под нависающим выступом, который образовывал узкую пещеру до того, как создание выбралось наружу, и наблюдал. Тело, не меньше метра в длину, защищенное листовидным панцирем, вяло перебирало когтистыми ластами, чей размах не уступал длине. Не встречал таких существ в Каторге и не удивительно: с такой скоростью никакой жизни не хватит, чтобы выбраться за пределы Обелиска; стало не по себе от мысли о том, сколько здесь всего, что не попало на страницы Монструма.

Ролл пропищал, и Цой уже было решил, что выдал себя, но у создания, с трудом преодолевшего несколько метров, судя по всему, было занятие поважнее. Даже клювом не повело, упорно продолжая ползти к небольшой ямке, а когда добралось, опустило заднюю часть в углубление. Искатель не мог знать наверняка, но предположил, что стал свидетелем процесса опорожнения. Истина происходящего открылась следом: тошбак — так называлось пресмыкающееся, — откладывало яйца. Пришел к этому не сам. Одолевали мысли. Ее мысли. Пора травиться пыльцой. Вдохнул немного, прогнав Мать из всех уголков разума и не отрываясь, следил, как то, что называлось тошбаком, выбралось из ниши и зарыло кладку задними лапами.

Одними запахами сыт не будешь. Желудочные соки требовали заполнить пустоту, а существо отползало восвояси так медленно, что желудок был почти готов съесть себя сам. Когда тошбак скрылся под толщей воды, Цой поспешил утолить голод.

По-обезьяньи добрался до отмеченного места и, раскопав кладку, обнаружил пять овальных яиц: белые и довольно большие, как на подбор. Выкрал одно и вернулся назад, под выступ, где, как он думал, будет в безопасности. Уселся и пальцем пробил дыру в скорлупе; оказалась тверже, чем рассчитывал. Принюхался и, не почуяв дурного, выпил содержимое. Краем глаза заметил силуэт в лоснившемся плаще — материализовался из мрака в одно мгновение и легкой поступью, не издавая ни звука, направился к той самой кладке.

Второпях Цой забыл скрыть следы — не засыпал яйца песком. Завел руку за спину и опустил ладонь на рукоять Оли, та преданно ждала своего часа.

Низкорослая фигура в плаще заметила странность и скинула капюшон, открыв бледное пятно лица. Женского лица. Почуяв неладное, женщина опасливо огляделась и вскинула голову, с шумом втягивая воздух. Пыталась учуять неприятеля, но ни разу не посмотрела в сторону, где притаился искатель. Раскинула складки плаща, обнажив голое тело, не уступавшее в бледноте лицу, и опустилась на колени. Поспешно собрала оставшиеся яйца, пряча их меж драпировок ткани, и ускакала в темноту, ловко перескакивая с панциря на панцирь. У самой за спиной висел точно такой, только меньших размеров.

Цой наблюдал как завороженный и терялся в догадках: неужели женщина тоже слышит Мать, и если так, то почему Обелиск не указал на него, ведь наверняка знал местонахождение. Или показал, но та не подала виду? Столько всего предстояло узнать. «Наладить контакт», — прозвучал в голове голос Анны, и искатель поддался порыву последовать за незнакомкой.

Его стремление усмирило нечто, вздыбившее мутную воду огромным гребнем. Плавник вырос из темной воды, потревожив зеркальную поверхность. Цой невольно пятился, пока гребень, виляя и вызывая за собой полосы ряби, подбирался к мирно покоившемуся валуну. Моргнуть не успел, как вынырнула заостренная пасть с неровными рядами зубов и вгрызлась в панцырь. Один из резцов откололся, и какая-то часть отскочила искателю под ноги. Задний плавник расплескивал мутную воду, помогая всему телу усиливать натиск. Началась схватка, победитель которой обозначил себя сразу. Через минуты непрерывной борьбы, что сопровождалась брызгами и всплесками, израненный панцирь дал слабину и треснул.

Плавник описал обманчивую дугу и скрылся с глаз. Цой решил, что все кончилось, когда остромордая тварь вынырнула, сжав в мощных челюстях изорванное тело, зиявшее дырами укусов; и, будто на прощанье, продемонстрировав искателю мощное тело, уволокла добычу вглубь. В черной воде и крови не разглядеть, а когда ее поверхность разгладилась, став непоколебимой гладью, других панцирей как йухом сдуло — сбежали, пока хищник расправлялся с сородичем. И вместе с их исчезновением, сгинула возможность пойти по следам незнакомки.

Признался себе в единственном способе получить ответы: пустить в себя Мать, позволить ей показать, и в следующий раз, когда рука машинально потянулась к лицу, чтобы выпустить пыльцу, к горлу подступило жуткое отвращение к гадости, которую вдыхал, желая заглушить ее голос. Осталось две заряженных капсулы. Не знал, сколько времени пройдет, прежде чем она сможет достучаться до одурманенного сознания, но ролл, заговоривший голосом директора, обещал занять это время.

— Цой?

— Да, — моментально отозвался искатель и понизил голос. Ролл выровнял звук. Так, надеялся Цой, Мать их не услышит.

— Я знаю о твоем разговоре с моей дочерью, — Валерий не изменил себе ни на секунду: начал сразу и по существу.

— Она думает, ты не знаешь.

— Пусть думает так дальше, — усмехнулся. — Она с младенчества проявила характер: спали с братом в одной кроватке, у нас тогда еще не было ничего, а она уже перетягивала на себя одеяльце. Моя дочь за единичную выгоду, и никакого тебе всемирного равенства. Так продолжаться не может и не должно. Хочет продлить мою жизнь. Мою жизнь! Которая мне опаршивела.

— Ты не бывал в Баззарре, — назвав Дом, Цой невольно вспомнил все приятное, что случалось с ним за стенами Четырех Сестер. Баззарр, эх, сколько в этом слове балагана. — Женщины вернут тебе счастье.

— Я растерял счастье, гоняясь за успехом. Потерял сына, на которого возлагал огромные надежды, упустил и дочь, чей эгоизм до сих пор борется со стремлением доказать свою любовь и исправить ошибки прошлого. Я не хочу так жить, понимаешь? Меня здесь быть не должно, я не должен был пережить все это.

— Тогда зачем полез в капсулу?

— Уже сорок лет никто не обращался ко мне на «ты», — горько выдохнул. — Я полез в капсулу, как ты выразился, из-за людей, — за словами последовали откровения о том, как важно дать людям человека, не ведомого, а ведущего. Того, за которым пойдут, которым станут вдохновляться, в идеалы которого поверят. Валерий рассчитывал, что таким человеком станет его сын, воплотив все то, чего не достиг сам, и ошибся; Судьба имела свое видение его участи. — Мы собирались основывать колонии на других планетах, в то время как на Земле не все дома имели доступ к воде и электричеству. Мы привили человеку потребительское отношение к жизни, пренебрежение к чужой жизни и смерти и заботу только о себе. Это мы превратили повседневность в тотальную ежесекундную выгоду везде и во всем, но вашему миру это не грозит, не в ближайшие двести лет точно. Мы не взяли с собой маркетологов.