Г.Ярцев - Цой жив ещё...

— Что их так озлобило?

Они не ведают, что творят, объясняла мать, пока он бродил меж тел наебаб и тронутых. Живут в иллюзиях, насаживаемых вакхра: чтобы один стал другому врагом, достаточно представить, что перед тобой обыкновенная тварь, которую можно и нужно убить. Мужчины не видели в них женщин и людей, только монстров. Мстительные по природе вакхра овладели искусством в совершенстве; их принцип общения схож с запахами Матери, но токсин порождает агрессию, вытесняет волю и здравый смысл, оставляя лишь слепую злобу.

Искатель почему-то вспомнил Кару и то, как она собиралась взять Казематы. Предложил подобное Матери — собраться кучей и людонуть вакхра. С такой как Рисс в этом не будет никакой сложности, думал искатель и оказался не прав. Запахи Матери ослабевали к гнездовью вакхра, там она не могла до них дотянуться, как не могла и направлять, и оберегать множество бледнолицых одновременно. Учится понемногу с каждым приходом воды, а силы Рисс быстро истощают ее.

— Так отпугни зверей.

Не прислушиваются. Ими движут инстинкты, только немногих могу обмануть.

Цой точнее воссоздал в памяти — и провел Мать с собой, — толпу наебаб, окружавших разродившуюся женщину и к Тронутому, что склонился над ней, но, как не старался, не мог вспомнить образ младенца.

— Я видел женщину. Она родила, — по телу прошел холодок; охватили страх и отвращение, к сгустку жизненной силы, что едва успел окрепнуть. Чужака выворачивало от мысли, которую никак не удавалось нащупать и объяснить.

Не женщина.

— Я вижу всех наеба… Вакхра, пепельноволосыми, но не ее. Это женщина, — настаивало убежденное в собственной правоте сознание искателя, вплетенное в энергию Матери, и в него, точно кол, вонзилось непринятие.

Нет. Это Ла вара Вакхра. Королева. Умеет глубже проникнуть в тебя, найти образ более близкий.

Вакхра, нашептывала Мать, пока человек ощущал злобу, граничащую с ненавистью, не имели особей самцов, но пластичность генов позволяла приспособиться, брать семя других и выращивать. Искатель, далекий от всего этого, задал вопрос, ответ на который был более интересен и прост в понимании:

— Чей облик она приняла?

Матери. Настоящей. Женщины, которая вырастила тебя.

— Я ее не помню, — а сам мысленно выдохнул, обрадовавшись тому, что пришел в мир по-человечески.

Мозг помнит. Королеву нужно разрушить. Тебе хватит сил.

— Почему? — руку прожгло в месте, где зрела нечистота. Цой буквально ощутил, как черная паутинка, питаясь им, отвоевала себе еще пару миллиметров его тела.

Думает, что будет сопротивляться мне, как ей. Не пустит меня в твою голову.

— Пустила же?..

Я не угроза.

Нечистота вновь шевельнулась.

Не хочу подчинить тебя. Ла вара Вакхра хочет. Хочет направить против меня. Как тех, кто ушел. Хочет убить.

— За что? — и осознав причину, проговорил полусебе: — За то, что Они пленили их, изучали, пытаясь найти способ размножения, без ущерба другим видам.

Мстят.

— А если убьют?

Чужака скрутило и уволокло по неосязаемому естеству Матери, пока перед глазами из неряшливых мазков не образовалось Ядро; совсем как арах — бесчисленное множество колец, наслоенных друг на друга, крутились все быстрее, и где-то там, внутри, спрятано его прошлое. Казалось, он почти нащупал Слепок — протянись и получишь, — и белый свет, что проступал меж колец, накалился докрасна. Сознание искателя вновь извилось спиралью и его отпружинило далеко-далеко, под самые облака, а внизу, как на ладони, простирались нескончаемые, вечно зеленые земли Каторги и черный порез в самом центре лабиринта Старого города — Обелиск. Услышал множество голосов; каторжане считали, что сами призраки охраняют его, но теперь знал, что все голоса до единого принадлежали Матери. Капли дождя падали вниз. День раз за разом сменялся ночью; все заливало то солнцем, то луной. Гремел гром, отплясывали молнии. Дождь прекращался и начинался вновь, пока из пореза не расползлась Зима. Сильнее обычной; густой туман скрыл Обелиск, вспыхивали зарницы, что-то грохотало и трещало внутри. Белая мгла надвигалась гулом и багровела, подминая Каторгу утробистыми тучами. Цой спутал стук крови в висках с обезумевшим стадом, что неслось прочь в попытках спастись от погибели. Безумная боль разрывала тело с каждым вдохом. Алый туман поглощал один Дом за другим и его сотрясло немыслимым криком каторжан, а туман все полз и полз, окрашивая красным пустоши Пепелища, гнав перед собой ор крикунов — предвестника Конца Всему, а когда все кончилось, и Зима развеялась, не осталось ничего, кроме иссушенной земли, укрытой сине-белой коркой, поблескивающей в солнечных лучах; и даже после всего — в этом было нечто прекрасное, вселявшее не только страх, но и очарование.

Его лихорадило, сердце билось, как у пойманного троллика, а руки, прежде спокойные, не находили себе места, пока не почувствовали тепло. Бледнолицые хранят не Ядро, как он ошибочно подумал поначалу, они оберегают планету, Каторгу. Понимание пронеслось в мозгу искателя, пока он отсутствующе глядел в выражавшие симпатию глаза Рисс. Она согревала его похолодевшие грубые руки теплом своих мягких ладоней.

— Еб твою мать… — ошарашено, почти шепотом проговорил искатель, будто только что пережил самую страшную смерть из всех прочих.

Что?.. мысль отозвалась в голове.

— Э? Не, это не тебе, — говорил, а сам искал помощи в темных глазах девушки, но та была слишком слаба. Оживилась немного, когда пропищал ролл на груди. Рисс что-то сказала, но он больше не мог разобрать ее слов — сознание возвращалось обратно, в крохотную оболочку, и заполняло собой понимание. Не мог решиться ответить на вызов: в водовороте событий и открытий совсем позабыл про тех, кто ждал его под землей. Высвободил руки и виновато скользнул пальцем по устройству.

— Тесой? — заговорил взволнованный голос Анны.

— Да.

— Ти жив! Я так рада, — засмеялась от радости, и он вспомнил ее умиляющее лицо, ямочки на щеках от искренней улыбки и пожалел, что не мог вызывать ее с той легкостью, которой удавалось Лису. — Ми наблюдали за роллом, вверх-вниз. Вверх и вниз. Что там случилось?

Рисс удивленно проговорила что-то еще.

— Кто это там с тобой? — ее голос изменился; такой интонации раньше не слышал.

— Женщины. Женщина, ее зовут, гм, — попытался произнести имя полностью, но не смог и ограничился сокращенным вариантом. — Рисс.

Анна молчала какое-то время, а затем спросила:

— На каком языке она говорит? Не могу разобрать. Ролл что-нибудь записал из еио речи?

Увидев, как искатель увлекся беседой и приятным голосом из устройства, Рисс быстро потеряла к нему интерес, изящно поднялась и ушла, вызывающе покачивая бедрами. Мужчины и женщины, не выпуская друг друга из объятий, но приостановив совокупление, не сводили глаз с чужака.