Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Тонкими пальцами пепельноволосая убрала прядь серебряных волос, оголив изящную грудь — не большую и не маленькую, — прекрасную. Цой коротко выдохнул, когда она, взмахнув густыми ресницами, открыла глаза — голубые, как льдинки и такие же чистые; он не знал слова, которым бы смог выразить их красоту.

Она улыбнулась, и воинственность растаяла в нем. Он точно знал, будь он рядом с ней — станет королем мира. Сопровождали заманчивые ароматы, и чем больше себя он отдавал, тем сильнее и приятнее становились запахи. Глаза замаслились от удовольствия.

Разум искателя, целиком все его тело, все внутренние органы и процессы оказались под сильным напряжением и сжатием. Он чувствовал, как его покидают жизненные силы и не мог противиться, не хотел, поскольку получал взамен ощущение удовольствия и эйфоричное чувство того, что сам желает подчиниться Королеве, ведь она несет ему добро и нескончаемое блаженство. Пепельноволосая постепенно и не спеша отключала его сознание, позволяя прочувствовать ту удушающую сладкую мощь, которой овладела в совершенстве, и одновременно давала возможность стать частью этой самой силы.

Мир вокруг угасал, Королева отталкивала реальность, которая ждала искателя, погружая его в пучину того, что может дать сама. Пыталась заключить его в неосязаемую клетку, прутья которой услаждали обещаниями невообразимых удовольствий, наслаждений и того, что он не в силах даже вообразить. Не поддаться таким искушениям — прослыть дураком. Как раз этого искатель не боялся. И о тело разбился мощный натиск, которому не под силу сопротивляться.

Он упал на колени, не желая знать ничего, кроме чуда желания, а она склонилась над ним, играя струнами его энергии, и поддерживала ноготками за подбородок. Каждое касание, каждое движение, дарили невероятное расслабление. Провела и по руке с нечистотой, будто поглаживала ее и благодарила за то, что та привела человека обратно, не позволив Матери проникнуть в него. Глаза пепельноволосой смотрели так, будто видят его настоящего, того, кого он сам давно позабыл.

Цой не сопротивлялся и ждал, что она вот-вот заговорит и он, наконец, узнает ее имя и, быть может, свое. Ждал тот чудный голос, которым с ним говорила Мать. Мать. Искателя не заботило то, как над ним нависла тень Тронутого. Как он продел руку в перчатку, что вспыхнула пламенем. Цой не чувствовал боли, когда огонь коснулся его лба, как не слышал и тошнотворного запаха горящей плоти, шипящей под раскаленной железной рукой. Он ждал ее голоса, имени, но тело ее содрогнулось, и движения повторились: она вновь убрала прядь волос, открыла глаза и опять улыбнулась, сверкнув ровными рядами белых зубов.

Ничего больше Королева вытянуть не смогла и попятилась, увидев, как заживало клеймо на лбу человека, которого не удалось подчинить. Искатель, собрав всю оставшуюся волю в кулак, вогнал его же прямо в пасть наебабе, проломив ряды зубов, и облик посыпался разбитым стеклом. Выдернул руку и ударил еще, брызнула кровь; ее же выбитые клыки изрезали пасть и глотку.

Остальные пепельноволосые потеряли привычный облик и их акульи пасти, окаймленные острыми, как иглы, клыками, разомкнулись от ярости и ужаса. Тронутый спешил помочь Королеве, а Цой наносил удар за ударом пока колодцы глаз Королевы, на дне которых плескалась сияющая мерзлота, не угасли насовсем. Искатель бил Ла вара Вакхру головой о пол, когда его пронзило копьем, но не остановило — он ударял вновь и вновь и не перестал, даже когда голова Королевы раскололась надвое, как сухое полено. Тронутые продолжали вонзать в него копья, пока он не завалился, став похожим на ежа.

Двести пятнадцать, — число пришло в сознание вместе с визгом и криками. Цой поднялся в самой гуще бойни: на пики, которыми его закололи, тронутые насаживали хрупкие тела наебаб, покрытые оспинами, из которых сочились какие-то блестящие капельки отвратительного вещества. Догоняли и тех, кто пытался бежать, и копья вонзались им в спины. Не все упивались расправой. Молодые отрешенно и с ужасом наблюдали за происходящим, сжимая волосы на головах в кулаки. Сам Тронутый, как и многие другие, рыдал посреди хаоса, скрывая лицо в ладонях и только те, что оказались сильнее духом, вскрикивали и со слезами на глазах наносили фатальные удары копьями, рубили тесаками по давно умершим телам наебаб за то злодейство, что совершили сами.

Искатель схватил жезл, разделил его на клинки и сам зарубил с десяток вакхра, что носились по гнездовью, как угорелые. Конечности летели во все стороны, разбрызгивая фонтаны крови праздничным фейерверком, а когда все закончилось, и бледные тела лежали в лужах темной крови, он, как и все остальные, почувствовал возвращение Матери. Мышцы расслабились, и наступил покой.

Тронутые стояли опустошенным и оглядывались так, будто впервые видели гнездовье, которое служило пристанищем долгое время. Другие втягивали в себя Мать так, будто вдыхали совершенно новую, прежде невиданную жизнь, и все же прошлое не оставит их, будет преследовать до самой смерти, а клейма на лбах — даже после, — напоминать об ужасах, что наебабы творили их руками.

Цой дотронулся до лба — его метку как корова языком слизала. Собрав жезл в копье, искатель вонзил его в наросток у основания кокона и тот упал, распластавшись по земле.

Мать окрепла и направила тронутых освободить женщин. Искатель оглядывал гнездовье и услышал плач младенца. Бледное пятнышко лежало на возвышении укрытое тенями небольшого грота. Подойдя, увидел дите. Крохотное тело едва успело окрепнуть. Девочка ревела, крепко сомкнув веки и лицо сморщилось, как высушенный плод шиповника. Носа и ушей не было, только дырочки в соответствующих местах и это, пожалуй, единственное, что отличало ее от человека. Цой долго не решался, но все же осторожно взял чадо на руки.

Убей. Убей Это, — брезгливый голос Матери звучал в голове.

— Нет.

У тебя в руках плод, рожденный самой Ла вара Вакхра. От человека. Она Королева.

— И? — искатель поднял голову. — Сама ведь сказала: родить много ума не надо, главное вырастить. Вот и вырасти. Воспитай, как умеешь. Может, она единственная, кто сможет общаться с тобой не словами, а так, как привыкла ты. Запахами, образами, обосракциями, или чем там еще? В ней есть человеческое, значит, есть и добро.

Мать не ответила, но Цой понял, что донес мысль и был прав. Он знал, что Мать, вырастившая девять поколений людей, не способна на зло.

Тронутые освободили плененных женщин и, ведомые Матерью, покинули гнездовье вахкра. Несли бледнолицых на руках вдоль тоннелей. Бреши света набирали яркость, тогда он не обратил внимания и почти не замечал, как ему мерещились черные змейки, будто плывшие внутри светящихся корней. Цой нес ребенка — плод человека и наебабы и отбрасывал мысли о том, какое чудовище могло из этого получиться, но верил, что Мать сделает все правильно и вырастит достойное существо.