Георгий Эфрон - Дневники

Она знакома и дружит с Асеевым! Кто, как не Асеев, сможет ей помочь? Будет occasion1 доказать подлинное отношение к человеку. Сегодня он нас пригласил. "Хорошо", - говорит мать. "Хорошо, если удастся тебе с ним поговорить наедине о своем положении", - а иначе: плохо. К чему бесцельные визиты? Я теперь главным образом надеюсь на Асеева. Очень, вполне возможно, что он ничего не сделает в смысле комнаты или квартиры (не захочет или не сможет). Но попытаться нужно. Нельзя пренебрегать возможностями. Препротивно жить с этими сволочами, но приходится. И, главное, если бы мать так сильно не переживала бы эти скандалы и оскорбления. А вдруг Асеев действительно что-нибудь сможет сделать? Может, при помощи Моссовета.

Немцы на Крите захватили порт Канна и город и аэродром Гераклион. Имперские войска отступают. На Крите продолжается ожесточенное сражение, но, конечно, немцы в конце концов одолеют. Вчера виделся с Митькой. Он, оказывается, уже давно видел "Песнь о любви". Были в нашей мороженой на ул. Горького, потом зашли к Ирише. Ириша прешикарно одета, но постарела из-за того, что покрасила волосы в рыжий цвет. А одета она превосходно (недаром была в Прибалтике). Но вообще она довольно пошленькая сделалась - раньше была лучше. У нее сидела знакомая подруга, которую я встретил 2-й раз - еще в мороженой ее встретил вместе с Иришей. У Митьки скоро начинаются испытания - всего их 12, и продлятся они до 27-го числа.

Дневник N 9 1 июня 1941 года

Георгий Эфрон Вчера были у Асеева. Он говорит, что 5000 достать можно - мать должна составить книгу переводов, т.к. стихи не берут. Он поговорит об этом с Мартыновым - редактором предполагаемой маминой книги стихов. Асеев говорит, что книга переводов пойдет наверняка - не то что книга стихов, и что под эту книгу мать сможет получить 5000. Насчет комнаты Асеев говорит, что пока нужно держаться за эту комнату, а там увидим. Хорошая идея - книга переводов пойдет наверняка. Но нужно ее составить. Почему я чувствую себя хорошо с товарищами - шучу, острю, вместе занимаемся и хорошее отношение ко мне - и вместе с тем все-таки я так чужд классу? Я думаю, что это зависит вот от чего: все они не прошли через такие холодно-горячие души, как я, не подвергались такому влиянию совершенно различных жизненных обстоятельств. Быть может, они счастливые люди, а я нет. Испытали ли они столько влияний, сколько испытал я? Были ли они в стольких передрягах (скорее моральных)? Конечно, нет. Они жили довольно ровно. А я - de Charybde en Scylla1.

У них в жизни не было столько глубочайших переворотов. Они так не чувствовали сильно, как я, потому что так не жили, как я. Вот тебе и все разное - и оттого я все-таки, несмотря ни на все - "не ихний". Знали ли они, что такое мещане?

Они не знали - потому что или не жили с ними, или привыкли и не замечали. Моя жизнь была в тысячу раз трудней, чем их жизнь. Да что сравнивать… Вспомни закон о несоизмеримости отрезков (не имеют общей меры). Иду гулять - вон из дому. Осточертела мне квартирка - и дрожать за мать, чтобы она не сцепилась со сволочами. И кухня, кухня… Где жизнь? Жизнь - отчасти в школе и на улице - там живешь. Допишу потом. 16.45. Вернулся с прогулки. Жарко, пыльно, противно.

Ну что мне делать. Пошел на консультацию по французскому - такая скука, что ушел. Ну что мне делать на этой консультации. Звонил Митьке - нет дома.

Сербинову - ушел на футбол. С консультации сел на трамвай и поехал до Кировских.

Там сел в метро, доехал до Охотного. Оттуда, заходя в книжные лавки, поплелся вплоть до Ильинских ворот - через Кузнецкий мост и пл. Дзержинского. Там взял трамвай и доехал до Покровских ворот. Оттуда - пешком до дому. Пойти, что ли, взять душ? Волынка. Душ-то - это ничего; людей нет - вот в чем дело, и главное дело. Асеев советует уступать соседям, лишь бы не было скандалов. Я с ним согласен, а мать упорствует в "здравом смысле". Как мне эта жизнь надоела и осточертела! Совершенно то же самое, что в Париже. Но в Париже не было соседей - была chambre d'hфtel2, да и Париж был веселее - кино, кафэ и т.д. И все-таки я скучал, был одиноким. Помню, томился вопросом, когда поедем, ходили к Дику…

Тревожная была жизнь, неспокойная. И все же я ничего не жалею - в конце концов или все хорошо, или все плохо - так лучше все хорошо. Единственный был выход - ехать сюда, в СССР. Иначе что? А тут и война, и всякая дрянь. Но здесь, к сожалению, для меня такая же штука (скука), что и в Париже - одиночество. Где выход? Я думал, выход в школе. Школа действительно меня развлекает, но отношений подлинных на школьной базе у меня не создалось. Держу пари, что в Москве никто так не живет глупо, как я. Завтра - испытание по франц. языку. Этого я, конечно, не боюсь. Английские войска в Ираке достигли столицы Багдада. Подписано перемирие (иракские войска сдались). Интересно - какие условия перемирия.

Войска правительства Виши предприняли наступление на французскую Экваториальную Африку - колонию "Свободной Французской Империи" (деголлевцы). И противен этот мой лжерусский стиль "плохая жисть". Но если у меня "жисть" действительно мерзкая - то что же делать. Вечно дрожать за то, чтобы мать не столкнулась в кухне со сволочами, кусать ногти, изнывать от скуки, звонить отсутствующим, шляться без цели, потея от жары, - красота, pas vrai?1 Скучища! Интересно то, что я не сетую на все это - а объективно, со стороны смотрю на мою жизнь (у меня есть эта способность) и дивлюсь, и в то же время прекрасно понимаю объективные условия, которые определяют минорный тон моих записей. Я понимаю, почему я так живу, и могу это объяснить - но от этого все-таки не легче. Я знаю болезнь, ее признаки, ее причины, но вылечить ее не могу. Митька попал хоть в круг друзей и знакомых своих cousins Miller2 - родственников; живет он у бабушки, которая знает много народу. Я же и мать - не имеем никакой базы здесь, никаких людей, которые здесь раньше жили и нам родственники. Да, мать имеет знакомых - но это не то. Лиля и Вера - это не считается (в смысле средства знакомства с людьми). А у меня нет никаких "ближайших перспектив", у других которые есть: "я поеду в Одессу к родственникам", на дачу и т.п. У меня есть только, в смысле перспектив, далеко не ближайшие и зависящие только от моей веры в жизнь и оптимизма абстрактные надежды на грядущие моменты счастия и интенсивной жизни.

Все это - в области будущего. Приходится счастие откладывать на завтра, кормясь надеждами. Конечно, это - порядочная сухомятица. Больно невкусно жить. Дело также в том, что другие живут интенсивнее и интереснее меня - им проще, потому что они с детства здесь воспитывались и жили, у них есть свой круг людей, друзей и знакомых, они привыкли к здешней жизни, они здесь давно и живут "по привычке".

Я же по-настоящему могу дружить с людьми только очень культурными и умными, которые бы представляли для меня интерес и интересовались тем, чем интересуюсь я.