Аркадий Ипполитов - Эссе 1994-2008

Недавно девка эта, столь точно изображенная Кустодиевым, написала в относительно свежем номере Art news paper, газетенке весьма читаемой просвещенным художественным миром, несмотря на все презрение, что эта газетенка вызывает как премированная пелль-мелльская сплетница, статью про русские распродажи, где Аглицкая Меря вывела образ нового русского, страшно манящий западных интеллектуалов. Этот новый русский является теперь главным покупателем русского Сотби, выкладывает большие деньги за Айвазовского и яйца Фаберже, фунтов у него немерено, а вкус, соответственно, грубый, с точки зрения Аглицкой Мери, отличающейся крайней изысканностью. Так вот, среди прочего, она написала и о покупке картины Кустодиева за рекордную сумму в 845.600 фунтов стерлингов и назвала художника Boris Kostodiev (орфография Art news paper) любимым художником Сталина и типичным представителем русского кича. Аглицкую Мерю зовут в данном случае Джорджина Адам - уточним, дабы сохранить ее подлинное имя для вечности. Сумма, заплаченная за кустодиевскую «Красавицу», вызвала у Джорджины приступ сарказма, ведь за такие деньги редкий Джаспер Джонс уходит.

Есть такой чудный детский стишок: куры курили и говорили, - мы - куры, мы - дуры, мы - курим, но мальчик Толя, который в школе, который курит, умней ли куриц? - и, надо сказать, что Аглицкой Мере все это простительно, но отечественные критикессы ничуть не лучше Джорджины из Альбиона. Очень они раздумывают над кичевостью Кустодиева, смущаясь, видно тем, что он не очень «от кутюр», и дружно утверждают, что всю жизнь он рисовал город N и был певцом русского быта. И куда только глазки глядят? Где город N, где Кустодиев, и разве не понятно, что это художник абсолютно петербургский, западнический, насколько западен Петербург по отношению к остальной России, и насколько европеизирован «Мир искусства» по отношению к русскому искусству. Россия в его картинах предстает именно такой, какую ее представляет просвещенный русский европеец: красочной, кондовой и добродушной - такой, какой она не была нигде и никогда, только в голове этого просвещенного русского европейца, придумавшего себе эту Россию именно в то время, когда ничего, напоминающего о красочности и добродушии, вообще не осталось. И именно тогда, стараясь придать ослабленному голосу весь дикий романтизм полночных рек, все удальство, любовь и безнадежность, русские европейцы ударились в воспоминания о том, чего никогда не было, и как спасенье стал восприниматься гипнотизирующий перечень, похожий на чтение страниц из «Всего Петербурга». Торговые дома, кожевенные, шорные, рыбные, колбасные, мануфактуры, кондитерские, хлебопекарни, чайные, трактиры, ямщики, ярмарки, бабы в платках, какое-то библейское изобилие - где это? Ничего нет, только осклизлый туман Петрограда, очереди за хлебом, протухшая вобла и красные флаги. Мучная биржа, сало, лес, веревки, ворвань… еще, еще поддать… ярмарки… там, в Нижнем, контрасты, другие… пароходства… Волга! Подумайте, Волга! Нет ничего, растерзанные обрывки лирического быта, яблочные сады, шубка, луга, пчельник, серые широкие глаза, оттепель, санки, отцовский дом, березовые рощи, да покосы кругом, так было хорошо, но все не так, мечты бесцельны как воспоминанья, все выдумка, и не что иное живопись Кустодиева, как конгениальное изображение трагедии «Двенадцати». Аглицкой Мере этого не понять, как не понять ей прелести ампирных комодов и выпусков истории живописи Бенуа, и поповских чашек, и шаляпинских шуб, и миниатюр павловской эпохи, сожженных старых усадеб, комариного звона белых ночей и безнадежного цветенья вишен, всего того, что для нас Кустодиев, самый нежный, трагичный и ироничный русский художник двадцатого века. Оказалось, что новый русский, под влиянием чтения Акунина, выкладывающий миллион за всю эту мечту, гораздо тоньше и умнее западного интеллектуала, а заодно - и отечественного критика, старающегося ему подражать.15.03.2004

Взаимное удивление

Выставка "Россия - Италия" это не матч "Динамо" - "Ювентус"

Любая выставка - плод немереных усилий и интриг. Чего только не происходит на заседаниях выставочных комитетов, из кого только они не составляются, и чего только им, бедным, не приходится учитывать. Тут и финансы, и политика, и социалка, и национальные вопросы, да еще именно эту картину именно этот музей не дает, так как он не дает ее никогда, а эту - потому, что она на другую выставку едет, а эту не дает именно вам, так как в вашей стране ситуация неблагонадежная, вот и получается - как всегда, хотя хочется как лучше. В общем-то, любая выставка - благо, ну, разве что за редкими исключениями, не будем их сейчас обсуждать.

Тем более благо выставка, на которой есть хоть один шедевр. Слава Богу, изобразительное искусство не нуждается ни в переводчике, ни в исполнителе, способных загубить текст или симфонию, и ежели маляр презренный мне не пачкает Мадонну Рафаэля, а только проверяет ее сохранность, то и на том ему спасибо. Мадонна Рафаэля - она же и в Африке Мадонна Рафаэля, и, вывеси ее где угодно на месяц-другой, сколько всего нового она откроет, помимо соображений суетящегося вокруг нее куратора. Шедевры особо в кураторах не нуждаются. Леонардо не Пузиков и в любом проекте остается Леонардо.

Выставка, на которой много шедевров, вполне достойна того, чтобы, говоря о ней, обсуждали именно шедевры, а не всякую официозную мелочь пузатую. На выставке в ГМИИ присутствуют «Ангел златые власы» и «Растрепанная» Леонардо, эта столь редко вывозимая из Пармы вещь с прелестнейшим названием, и одного этого достаточно, чтобы в музейном пространстве возник напряженнейший диалог о Платоне, Плотине, Дионисии Ареопагите, об эротизме Леонардо, столь пленявшем русскую духовность, об его иконности, о вожделении России к Италии, перебиваемой громким православным покаянием, и об итальянских поисках чистоты в русских снегах и русских иконах. Где они и как повешены, и что о них сказано в каталоге, не так уж и важно. Хорошо бы, чтобы все было хорошо, но и плохо - не беда.

Увы, эту выставку, на которой так много шедевров, критики почему-то восприняли как матч "Динамо"-"Ювентус" и бросились считать несуществующие голы. Кто лучше? - но этого вопроса не стоит вовсе, и по-итальянски выставка чудесно называется La reciproca meraviglia, что значит взаимное удивление, а также - взаимное восхищение. Вечность - не детская песочница, где талантливые детки молотят друг друга по головам лопатками в спорах - у кого куличик кривее. Божественный Гвидо, чью совершенно потрясающую «Аталанту и Гиппомена» привезли из Неаполя, вполне способен восхититься московскими Царскими вратами, а иконописец - прийти в возбуждение от нежной трагичности античного сюжета и бить поклоны всю ночь напролет. Это на всяких там биенналях выстраивают рейтинги и спорят, кто звезда, а кто pisda, кто звезда-pisda, а кто pisda-звезда. На биенналях это, наверное, важно, а Уго Фосколо и Пушкину все равно, так же как Фабру и Тропинину. Сладостное буквосочетание у.е. для них не имеет уже никакого значения.