Аркадий Ипполитов - Эссе 1994-2008

После Дура-Европос иудейская культура надолго отказалась от какой-либо изобразительности. Впрочем, нас-то теперь, в XXI веке, вразумили, что искусству изобразительность не так уж и нужна, искусство вполне может существовать и без него, чему в том же иудаизме есть замечательные примеры. Но выразительность старых еврейских кладбищ с их черными камнями, вырастающими из черной земли, и в безмолвном вопле теснящими друг друга, воспел голландец Якоб ван Рейсдал и сделал это по-голландски. Библия, великий памятник еврейского гения, стала неисчерпаемым источником для европейской живописи, но иудеи не имели к этому никакого отношения.

Изобразительность в некотором роде родственна материальности, и все большие культуры в той или иной степени ею обладают. Но в истории мировой цивилизации история еврейского народа и еврейской культуры - особая страница. Нет другого такого случая, когда бы народ, потерявший территориальное единство, сохранил свою великую культуру и свой дух, несмотря на враждебность и безжалостность окружающего мира. Огромная культура без геополитического центра, лишь с центром ментальным, - ничего подобного не найдешь больше в истории. Именно сосредоточенность на ментальности, выраженной в перую очередь в слове, и позволила выжить иудейской культуре в условиях гетто. Культура гетто в одно и то же время - и обреченность, и вызов. Гетто в Венеции и остатки пражского гетто впечатляют не менее, чем Екклезиаст или плач Иеремии, но это практически единственное зримое воплощение уникальной судьбы европейского еврейства.

К концу XIX века, после революционных преобразований Наполеона, отменившего ограничения для иудеев и ликвидировавшего статус гетто в своей империи, что так или иначе вызвало отклик и в остальной Европе, в том числе и в России, возникают контуры огромного культурного пространства, затем получившего трагическое имя Холокост. Его западные границы находятся примерно между Гамбургом и Венецией, восточные - между Витебском и Киевом, с центрами в Вене, Варшаве, Праге и Львове. Это пространство сильной и развитой еврейской культуры, необычайно плодотворной, талантливой и динамичной, вышедшей из настороженного противостояния и начинающей осознавать свою целостность и ценность. К началу прошлого века относится пышное цветение этой культуры, и перечислять то, что она дала миру, просто нет места, достаточно назвать хотя бы Фрейда, Кафку и - Шагала.

Ответственность народа Израиля за присутствие Бога в истории определила не только еврейскую культуру. Сформулированная в Библии, эта ответственность была унаследована и христианством, и исламом. Но спецификой иудаизма является то, что, согласно этой религии, любой иудей призван осуществить Завет, некогда заключенный Ноем с Богом, как на уровне высшем, духовном, так и в бытовой повседневности, персонально. Именно это и определяет ощущение избранности. Избранность обязывает, но всеми остальными она воспринимается как противопоставление и с трудом переносима для окружающих, вызывая раздражение, доходящее до ненависти. Размышления над своей избранностью привели евреев к хасидизму и сионизму: первый, ставил превыше всего мистическое откровение, провозглашая чувство выше рассудка, эмоцию выше обряда, воодушевление выше знания; второй - проповедовал политическое единство иудаизма, возвращение в Сион и создание независимого государства Израиль. Эти два движения определили судьбу еврейского народа в XX веке. В прошлом столетии Израиль вернул себе родину, но и заплатил за это шестью миллионами жертв и гибелью еврейской культуры в Центральной и Восточной Европе.

Рабби Залман, один из главных идеологов хасидизма, родился в 1747 году в местечке Лиозно Могилевской губернии, в том самом, которое спустя сто пятьдесят лет столь часто изображал Марк Шагал. Именно на географической родине Шагала возникло духовное движение, вновь объединившее мировое еврейство. И, как вдруг обретший снова визуальный образ золотой телец Аарона, по небу Шагала летит корова, и встает перед глазами черное кладбище, теперь уже изображенное не голландцем, а евреем, и на крыше Ротшильд играет на скрипке нечто такое унылое и скорбное, что не остается ничего другого, как только закатить глаза и сказать «Ваххх!», потому что вот она - культура Холокоста, разрушенная, растоптанная, но не утерянная, во многом благодаря Марку Шагалу, вернувшего Иудее изобразительный язык времен синагоги в Дура-Европос.30.09.2005

Банка супа и дура-публика

Почему я ненавижу поп-арт

В одном американском боевике происходит весьма примечательная сцена. Нехорошие фэбээровцы делают обыск у одного героя, хорошего, хотя и грешащего интеллектуальностью, и, среди прочих улик, ему подброшенных и его обличающих, находят книгу «Why do people hate America?». Книга победоносно тычется ему в нос, хотя герой ни сном, ни духом не имеет к ней отношения, так как он, хотя интеллектуальностью и грешит, но все же не до такой ужасной степени. Потом героя спасают фэбээровцы хорошие, правда торжествует, и все кончается благополучно.

В сцене обыска, весьма выразительной, и напоминающей наше отечественное недавнее прошлое, поражает отнюдь не то, что в современной Америке вообще возможна ситуация, когда кому-то инкриминируют книгу, в Америке же и изданную, но то, что сам режиссер со всей очевидностью считает факт ее нахождения компроматом, подчеркивая, что книга подброшена, и что герой ее не имел и не читал, что вы, что вы, никогда и в руках не держал такую гадость. Что же это за книга такая?

Книга в самом деле весьма выразительна. Написанная сразу после 11 сентября, она начинается с вопроса, заданного с экрана телевизора всей Америке испуганной женщиной на фоне оседающей пыли над нижним Манхэттеном: «Why do they hate us?», - и в этом вопросе слышна трагическая растерянность американцев, вдруг осознавших непреложный факт ненависти, пугающий и давящий в своей убедительности. На вопрос «Why?», поставленный в начале, авторы книги, Зауддин Зардар и Меррил Вин Дэвис, затем четко и подробно отвечают, разбирая внутреннюю и внешнюю политику Америки на протяжение последних двух столетий.

Количество причин для ненависти впечатляет. Америка пребывает в наивном убеждении, что она «могущественна и добра», и что остальной мир состоит из «лузеров» или злодеев, и именно поэтому Америка, обладающая подавляющей военной мощью, посредством масс-медиа сознательно творит образ врага, то из СССР, то из Китая, то из ислама, что позволяет продолжать наращивать военный бюджет, превышающий военные расходы всего остального мира. Америка - единственная страна, использовавшая ядерное оружие против своих противников, при этом именно Америка поднимает наибольший шум по поводу ядерной угрозы. Провозглашая себя цитаделью мира и либерализма, Америка вмешивается в демократические выборы других стран. Используя экономическую мощь и все время говоря о своей щедрости, Америка душит слаборазвитые страны, разрушая национальное хозяйство. Утверждая, что ее судебная система наиболее прогрессивна и свободна, за границей, по отношению к тем, кто провозглашен «военными преступниками», Америка не соблюдает примитивных форм демократии. Убежденная в своем культурном превосходстве, Америка уничтожает индивидуальные черты национального своеобразия, американизируя мировое сознание. В конце книги вырисовывается убедительный ответ на вопрос «Why?», состоящий из длинного списка американских грехов от бактериологического оружия до триумфа мак-дональдсов.