Белые Врата

Открывает рюкзак, достает припасы.

- Буян, конфеты шоколадные будешь? С коньяком, между прочим!

Легкий порыв ветра со снегом, прямо в лицо. Не хлестко, а нежно, почти ласково. Надо полагать, это "да"? И на Буяна откликается, и конфеты любит. Какой сговорчивый дух...

Артем разворачивает пару конфет, блестящие фантики в карман, бросает конфеты в сторону, темные пятнышки мгновенно исчезают в снегу.

- Приятного аппетита, - вполголоса говорит Артем. Отвинчивает крышку у фляжки, отпивает. Вокруг ни черта не видно, кроме белого в разных вариациях - белого плотного, белого полупрозрачного, белого в завихрениях. Но нет ни чувства страха, ни чувства одиночества. Как будто... кто-то есть тут с ним. Такое чувство у Артема впервые, и оно ему нравится. Один... и все-таки не один.

Отпивает еще коньяку. Выплескивает щедро на снег.

- Угощайся, Буян. В конфетах мало, поди...

Вокруг него потихоньку посвистывает ветер. Судя по всему, Буян занят конфетами. Последний глоток. И, неожиданно для самого себя:

- Ваше здоровье, Бертран.

Да уж, это очень оригинально, если не сказать - странно: выпивать за здоровье давно умершего человека, да еще разговаривать с ним при этом. Равно как и беседовать с духом горы, впрочем.

Всякий, кто услышит о таком, сочтет его сумасшедшим. Но Артем не собирается никому рассказывать об этом. А у него самого абсолютная уверенность, что он все делает правильно. Его не покидает чувство полнейшей гармонии с окружающей белой действительностью и умиротворенности ею.

Мягкий порыв снега в спину будто подталкивает его - чего, дескать, расселся? Давай, катись, снег тебя ждет.

Вниз он слетел, как на крыльях. А внизу крылья ему самым натуральным образом обломали.

Его ждут. Трое мрачного вида месье, всем своим обликом демонстрирующие крайнюю степень недовольства, даже неприязни. Литвинскому емко и доходчиво объясняют, так, что он, несмотря на свое отнюдь неидеальное знание французского, с первого раз понимает, что если его еще раз увидят с лыжами возле горы... если он, недоумок, вздумает еще хоть раз подняться и скатиться... у него отберут и сломают лыжи.

Это местные спасатели. Злые, невысыпающиеся, издерганные постоянными срочными вызовами. Увидев вчера следы подъема и спуска, они устроили засаду. Чтобы посмотреть на того идиота, который в такой ситуации решился... Чего тебе дома не сидится, парень? Ищешь неприятностей себе и нам на голову? Хочешь, чтобы тебя засыпало? Курорт закрыт, спуски по трассам и вне трасс официально запрещены. Есть желание получить крупный штраф и направление на общественные работы?!

Артем пытается объяснить. Что он не просто турист. Что он почти свой - опытный, тертый, знающий. Да вот же, смотрите - лавинный датчик, лопата, щуп, веревка. Артем хочет сказать, что он понимает, где спускаться можно, а где - нельзя. Что с ним ничего не случиться, и проблем он не доставит, И что...

Было ли тому виной его далекое от идеального знание французского, не совсем безупречное произношение или что иное... Но слушать его не стали. А сурово предупредили, что еще раз попадется с лыжами им на глаза - сломают не только лыжи, пожалуй, а и ноги выдернут. А вместо них лыжи воткнут. По крайней мере, Артем их так понял. Оглядев троих здоровенных злющих мужиков, с красными от недосыпания глазами и небритыми рожами, понял - настроены они решительно, и у них есть все шансы на исполнение своей угрозы. Если он даст им повод.

Да и в общем-то, по трезвому рассуждению, правы они были.

__________________

Рюкзак-airbag ABS System* - система, монтирующая в рюкзак. При запускании механизма airbag (это производится путем дергания за ручку, обычно выведенную на плечо)азотом надуваются две "воздушные подушки". Система направлена на то, чтобы не дать человеку, попавшему в лавину, потонуть, захлебнуться в ней, выносит и держит его на поверхности снежного потока. 100%-й гарантии выживания при попадании в лавину не дает, но выручает часто.

"Паудер"** (англ. Powder - порошок, пудра) - слэнговое выражение, означающее МНОГО свежевыпавшего снега.

"Камуса"*** - специальная подкладка на скользящую поверхность лыжи для того, чтобы лыжа не проскальзывала при подъёме. Легко одевается и снимается

Глава 21. Спусковая.

Один день он потратил на генеральную уборку - на что только не сподвигнет нормального мужика полнейшая бездеятельность. Даже ванную вычистил до блеска. Вечером вознаградил себя за трудовой подвиг бутылкой коньяка. Но пить в одиночку оказалось как-то совсем неинтересно. Разве что фото Бертрана взять себе в собутыльники. Хотя, нет, это уже перебор.

На второй день взялся за лопату. За несколько часов откопал шале ниже уровня окон, расчистил широкую дорожку к входной двери. Интересно, надолго ли хватит результатов его трудов? Сам он в итоге своего "лопатного подвига" упахался почти так же, как на пешем подъеме день назад. Даже алкогольное снотворное не понадобилось - отрубился, что называется, без задних ног.

Они шагают по леднику. Первым идет Бруно, потом Гаспар. Следом за ним братья-зайцы и Коко. Он идет традиционно последним, а впереди - Арлетт.

Солнце в зените, они идут, не отбрасывая тени. Справа чернеет морена, слева вдали - остроконечные пики. А вокруг них - огромное, белее белого, переливающееся огнямисвета, отраженного в снеге, поле ледника. Красиво. Слишком красиво. Смертельно красиво.

Они идут по полю трещин. Тем и коварен ледник - в текущем сезоне трещина здесь, в этом месте, в следующем году она закрылась, и открылась в другом. Бесполезно запоминать, отмечать, составлять карты. Через год вся эта информация не будет иметь ни малейшей практической ценности. Никакой уверенности, никакого постоянства. Сердце красавицы склонно к измене. В том числе и белоснежной ледяной красавицы.

Тропа натоптана, она проходит через мостики над трещинами. Но стопроцентной гарантии эти ненадежные снежные переправы над невидимыми разрывами в теле ледника не дают. И Литвин собран, как и всегда. Даже больше - нервы натянуты до звона в ушах.

Птичий вскрик. Внезапный, громкий, краткий. Хотя нет, не птичий. А вот идущая впереди Арлетт совершенно по-птичьи, будто крыльями, взмахивает руками. И мгновенно, молниеносно исчезает из виду. Под скрежет, словно сыплется битое стекло, вниз, в провалившийся под ней снежный мост, в трещину, мать ее!

Он замирает, цепенеет, леденеет. Как будто он не опытный, прожженный горами и потерями, многое повидавший белый гид. Будто он новичок, впервые оказавший в горах, на леднике. И сейчас стоит, онемевший и парализованный ужасом.

А потом он будто просыпается, стряхивает с себя оцепенение. Делает осторожный шаг вперед, потом еще один...